Ужасно ли я себя вела? Я точно не знала, но его неверие уже изрядно меня вымотало. Я безумно устала от этих разговоров.
– Чем конкретно ты собираешься заниматься в будущем? Например, через пять лет. Или двадцать. Всю оставшуюся жизнь.
– Я хочу рисовать. – Как же было приятно произнести это вслух! – Я думала о том… чтобы поступать на художественный факультет.
– Ли, тебе нужно серьезно об этом задуматься.
Мне хотелось закричать, но я сдержалась.
– Я и задумываюсь
– И как ты собираешься этим зарабатывать?
Я посмотрела на маму, которая растерянно переводила взгляд с меня на папу.
– Даже не знаю. Я всегда смогу преподавать?..
– Тебе нужна стабильная карьера, такая, которая обеспечит минимальные составляющие счастливой жизни.
– Я счастлива, когда
Папа снова открыл рот, но, слава богу, мама его перебила.
– Давайте говорить про это не сейчас, – сказала она. – Сейчас мы должны праздновать Рождество.
Мы решили поиграть в «Уно»; папа и я по возможности избегали разговоров. Я поняла, что хочу, чтобы он поскорее улетел на какую-нибудь конференцию. Я соскучилась по тому, как дом словно увеличивался, стоило ему ступить за порог; как наполнялся свежим пространством и воздухом, чтобы я вновь могла спокойно вздохнуть.
Ранним утром следующего дня, пока родители спали, я кружку за кружкой пила мятный горячий шоколад на кухне, наблюдая за кошкой, которая неотрывно смотрела в окно. Тишина начинала сводить меня с ума. Казалось, что Акселю нужно девять часов, чтобы ответить на каждое сообщение. Я пыталась не обижаться; все-таки у него большая семья, и, по его словам, у них миллион семейных традиций.
Я размышляла над переменами, которые произошли с прошлогоднего Рождества; над тем, как часто папа бывал в отъезде, но почему-то от этого становилось лучше; над тем, как Аксель провел все зимние каникулы, помогая мне разбирать коробки.
C этими мыслями я, сама того не замечая, спустилась в подвал. Я не до конца понимала, что именно собираюсь там делать, но я никак не могла найти себе места и постоянно вспоминала браслет и сборник стихов Эмили Дикинсон. Я забрала их в свою комнату вместе с черно-белой фотографией двух девочек. Все остальное лежало на прежних местах.
Коробки в подвале стояли точно так же, как мы их оставили, открытые и перепутанные. На полу все еще лежали письма – с того дня, когда мы с Акселем складывали их в разные стопки. Я даже немного удивилась своей рассеянности. Если бы сюда кто-нибудь спустился, он сразу бы понял, что я шпионила, искала что-то.
Может, этого я и хотела – решила, что если мама или папа увидят, что я искала, они рассердятся, поднимут вновь эту тему и поговорят со мной о бабушке и дедушке.
Но сюда никто не спускался. Ни разу за целый год.
В ту ночь я вышла на крыльцо и встала на ступеньки, обратив взгляд к безоблачному небу. Луна была похожа на яркую толстую монету. У нее было лицо, доброе и почти улыбающееся. Интересно, смотрят ли мои бабушка с дедушкой на Тайване на то же самое блюдце света, пытаясь взглянуть в глаза этого бледного сияющего лица?
86
Как мне найти птицу? Как мне помогут эти фрагменты прошлого?
С момента появления пятна прошло сорок семь чертовых дней. Утром наступит сорок восьмой. Времени осталось совсем немного.
Чуть раньше я попросила Фэн помочь с переводом и спросила у Уайпо, куда еще мы можем съездить, осталось ли какое-то место или заведение, которое любила мама, где мы еще не были. Уайпо потрясла головой и сказала, что мы побывали во всех точках, о которых ей известно.
Что-то во мне сомневается, не врет ли она? Но затем я понимаю, что мне нужно расслабиться. С чего вдруг мне в голову лезут подобные мысли? Где-то на задворках сознания появляется тугой узел отторжения. Превратилась бы моя мать в птицу, если бы бабушка с дедушкой не были против ее брака с папой? Я пытаюсь найти в их лицах намек на то прошлое осуждение, но все, что я вижу, – это вселенская усталость. Осунувшаяся кожа покрыта пятнышками, а морщины проложили на лице множество бороздок, возможно, отчаяния.
Даже когда они улыбаются, в уголках их губ неизменно покоится что-то грустное.
Я думаю о том, как мама сказала папе:
Однажды. И это однажды – сейчас.
В ушах шипит папин вздох. Мой отец. Папа.
Может, недостающий фрагмент – это он. Может, если птица увидит, что он здесь, со мной, то снова спустится с неба. И все нам скажет.
Я размышляю об этом с минуту, и вскоре уверенность укореняется во мне пурпурным дисазо – цветом таким же полным, как ее перья. Затем я набрасываю текст электронного письма.
ОТ: leighinsandalwoodred@gmail.com
КОМУ: bsanders@fairbridge.edu
ТЕМА: ВАЖНО!!!!!!
Пап, нужно, чтобы ты вернулся как можно скорее. Пожалуйста.
Это очень срочно.
87