Ослепленная правдой

Еще более заброшенной казалась улица, где жила девушка в темных очках. В дверях ее  дома лежало тело женщины. Мертвое, разумеется, тело, труп, наполовину объеденный  одичавшими животными, и счастье еще, что слезный пес не пожелал сегодня сопровождать их,  не то пришлось бы отговаривать его, чтобы хоть он не пробовал на зуб этот скелет. Соседка с  первого этажа, сказала жена доктора. Кто, где, что, стал спрашивать муж. Да прямо здесь,  соседка с первого этажа, запах чувствуется. Бедная, сказала девушка в темных очках, зачем  понесло ее на улицу, она ведь никогда не выходила. Может, почувствовала, что смерть близко,  может, ей показалась нестерпимой мысль, что будет гнить одна, сказал доктор. А мы теперь  войти не сможем, ключей-то нет. А вдруг твои родители вернулись и ждут тебя дома,  предположил доктор. Не верю. И правильно делаешь, вот они, ключи. И правда, мертвая рука  была откинута в сторону, и во впадине полуразжатой ладони сверкали, блистали ключи. А если  это ее ключи, сказала девушка в темных очках. Едва ли, зачем бы ей нести свои ключи туда, где  она предполагала умереть. Но если она хотела отдать мне их, чтобы я попала в дом, то не  подумала, как бы я их увидела, слепая. Мы не знаем, о чем она думала, когда решила взять  ключи с собой, может, вообразила, что ты прозрела, может, заподозрила, что мы не вполне  естественно, слишком уж уверенно и проворно для слепцов двигались, может, слышала, как я  сказала, что на лестнице темнотища такая, что ничего не видно, что я ничего не вижу, а может,  просто выжила из ума, выжила или сошла с него, и появилась у нее навязчивая идея во что бы  то ни стало отдать, вернуть ключи, и известно нам всего лишь, что жизнь ее оборвалась, когда  она ступила за порог. Жена доктора подобрала ключи, протянула их девушке в темных очках,  потом спросила: Ну, что будем делать, оставим ее тут. На улице похоронить не сможем, нечем  выворотить камни из мостовой, сказал доктор. Тогда во дворе. Для этого придется поднять ее  на второй этаж, а потом спустить по наружной лестнице. Да, иначе никак. А сил-то у нас  хватит, осведомилась девушка в темных очках. Дело ведь не в том, хватит или не хватит, а в  том, можем ли мы допустить, чтобы эта женщина оставалась здесь. Не можем, ответил доктор.  Ну, раз не можем, значит, и силы откуда-нибудь да возьмутся. И в самом деле, взялись  откуда-то, но сущей каторгой было взволочь труп по ступеням наверх, да не потому, что уж  такая тяжесть, старуха-то и при жизни весила немного, а теперь и подавно, особенно после  того, как попользовались ею собаки и кошки, а просто окоченевшее тело гнуться и сгибаться не  хотело, попробуй-ка развернуть его на узких площадках, адская работа, и на таком коротком  пути четырежды приходилось делать передышку. Ни шум, ни звук голосов, ни запах  разложения не привлекли внимания других жильцов, никто не высунулся взглянуть, что  происходит. Так я и думала, сказала девушка в темных очках, родителей нет. Когда наконец  добрались до дверей ее квартиры, были уже в полнейшем изнеможении, а ведь еще предстояло  пронести труп через все комнаты к черному ходу и спустить во дворик по шаткой пожарной  лестнице, но там с божьей помощью, неизменно поспевающей, когда вниз идешь, а не вверх  лезешь, дело пошло веселей, и повороты дались полегче, потому что лестница-то наружная,  открытая, и теперь главное - смотри, не вырони из рук тело несчастной старухи, вот уж  подлинно, грохнется - костей не соберешь, не говоря уж о том, что после смерти муки еще  горше.