Читаем Ослепленная правдой полностью

В тот вечер опять читали и слушали чтение, иных развлечений у них не было, и как жаль,  что доктор не был, к примеру, виолончелистом-любителем, ах, какие нежные мелодии  полились бы тогда с пятого этажа, лаская слух соседям, которые с завистью думали бы,  наверно, так: Ишь, как у них там весело, или: Есть же такие бесчувственные люди, думают  убежать от своего несчастья, смеясь над несчастьем других. Но нет, иной музыки, кроме той,  что звучит в словах, из окон не доносится, слова же, особенно написанные в книгах, скромны и  негромки, так что если кому-нибудь придет в голову подслушать у двери, он ничего не  разберет, кроме одинокого бормотания, тянущего длинную нить звука, который способен  продолжаться бесконечно, ибо количество книг в мире бесконечно, как, говорят, и сам этот  мир. Когда же глубокой ночью чтение завершилось, старик с черной повязкой сказал: Вот к  чему нас свели теперь, нам читают, мы слушаем чтение. А я не жалуюсь, сказала девушка в  темных очках, сидела бы так и слушала хоть всю жизнь. Да ведь и я не жалуюсь, а просто  говорю, что мы годны теперь лишь слушать историю о человечестве, существовавшую прежде  нас, и пользоваться тем, что по счастливой случайности оказалась здесь пара зрячих глаз, судя  по всему, оставшихся последними, и даже думать не хочу, что будет, если и они когда-нибудь  погаснут и порвется ниточка, связующая нас с этим самым человечеством, и мы тогда просто  разлетимся в космосе в разные стороны, причем навсегда, и все будем непоправимо слепы.  Покуда сил хватит, сказала девушка в темных очках, буду хранить надежду, что встречу  родителей, что отыщется мать этого мальчика. Ты забыла еще об одной надежде, общей для  всех. О какой. О надежде прозреть. Есть надежды, питать которые - безумие. А я тебе говорю,  что не будь их - и меня бы не было, и уже давно. Ну, какие, например. Прозреть. Это я уже  слышала, давай другую. Не дам. Почему. Тебе это будет неинтересно. С чего ты взял, что  неинтересно, и разве ты уж так хорошо меня знаешь, что берешься судить, что мне интересно, а  что нет. Не сердись, я же не хотел тебя задеть. Все мужчины одинаковы, все уверены, будто  знают о женщине все на том лишь основании, что вышли на свет из ее лона. О женщинах я  знаю мало, о тебе - вообще ничего, что же касается мужчин, то на сегодняшний день, на  текущий момент я - старик, и мало того что слепой, так еще и одноглазый. И больше тебе  нечего сказать о себе. Ох, сколько еще есть, ты даже представить себе не можешь, как с  течением времени возрастает черный список самообвинений. А я вот хоть и молода, а истаскана  уже довольно сильно. Ты покуда еще не совершила ничего по-настоящему плохого. Как ты  можешь судить об этом, если никогда не жил со мной. Да, я никогда с тобою не жил. Почему ты  повторяешь мои слова таким тоном. Каким таким. Таким. Я всего лишь сказал, что никогда с  тобою не жил. Не притворяйся, будто не понимаешь. Не настаивай, прошу тебя. Буду, я хочу  знать. Давай лучше поговорим о надеждах. Что ж, давай. Ну так вот, еще один пример надежды,  от которой я отказался, как раз это и есть. Что - это. Последнее самообвинение из моего списка.  Объясни, ради бога, толком, я не умею разгадывать шарады. Как это ни чудовищно, я желаю,  чтобы мы не прозрели. Почему. Потому что тогда могли бы жить, как сейчас живем. Все вместе  или я - с тобой. Не заставляй меня отвечать. Будь ты просто мужчина, ушел бы от ответа, как  все вы это делаете, но ведь ты сам назвал себя стариком, а старик, если есть хоть какой-то  смысл в том, чтобы прожить на свете так долго, не имеет права отворачиваться от правды, и  потому отвечай. Я - с тобой. А почему ты хочешь жить со мной. Ты хочешь, чтобы я сказал это  при всех. Мы при всех делали кое-что похуже, нечто гораздо более омерзительное, грязное,  гнусное, чем то, я уверена, что ты можешь сказать. Ну хорошо, будь по-твоему, слушай -  потому что мужчина, которым я еще покуда остаюсь, любит женщину, которой ты была, есть и  будешь. Однако признание в любви из тебя клещами пришлось вытягивать. В моем возрасте  боишься быть смешным. Ты не был смешон. Давай забудем это, а. Даже не подумаю забыть и  тебе не дам. Что за глупости такие вынудила меня говорить, а теперь. А теперь пришел мой  черед. Только не говори ничего такого, в чем потом раскаешься, помни про черный список.  Если я искренна сегодня, какое мне дело, что завтра буду раскаиваться. Замолчи, пожалуйста.  Ты хочешь жить со мной, а я - с тобой. Ты сошла с ума. Мы будем жить, как муж с женой,  здесь, среди наших друзей, и потом, если придется расстаться с ними, по-прежнему будем  вместе, ибо двое слепцов могут увидеть больше, чем каждый из них поодиночке. Но это  безумие, ты же не любишь меня. А что это такое, я никогда никого не любила, я только спала со  всеми. Твои слова подтверждают мою правоту. Вовсе нет. Ты тут толковала про искренность,  тогда отвечай - ты на самом деле любишь меня. В той мере, чтобы хотеть жить с тобой, и знай,  ты - первый, кому я говорю это. Едва ли ты сказала бы так, если бы повстречала раньше  лысого, седого старика с повязкой на одном глазу и с катарактой на другом. Признаю, та, кем я  была раньше, не сказала бы, но сейчас говорит та, кто я сейчас. Что ж, поглядим, что скажет  женщина, которой ты станешь завтра. Собираешься испытать меня. Ну что ты, кто я такой, чтоб  тебя испытывать, такие вещи решает жизнь. Одну, по крайней мере, она решила.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне