Ослепленная правдой

С заднего двора вернулся в вестибюль старик с черной повязкой на глазу. Вещей у него  при себе то ли вообще не было, то ли они потерялись в толкотне и давке. Это он первым  обнаружил мертвецов, однако крик поднимать не стал. Приткнулся рядом с ними, возле них, в  ожидании, когда восторжествуют мир и спокойствие. Продлилось его ожидание не менее часа.  Теперь пришел его черед искать себе прибежище. Медленно, выставив вперед руки, следует он  своим путем. Вот нащупал дверь в первую палату правого крыла, услышал доносящиеся оттуда  голоса и спросил: Коечки свободной у вас не найдется ли.

  В появлении такого множества слепцов было, по крайней мере, одно преимущество. Нет,  даже два, и первое относилось, так сказать, к области психологии, ибо, согласитесь, есть  разница между тем, чтобы ежеминутно ждать появления новых жильцов, и тем, чтобы, увидев  наконец, что помещение заполнилось до отказа, обрести возможность установить с соседями  отношения прочные, длительные, не прерываемые, не в пример тому, как случалось до сих пор,  прибытиями новых партий, заставлявшими нас постоянно восстанавливать каналы  коммуникаций. Второе же преимущество лежит в сфере практической, оно прямо, просто и  существенно, потому что власти, как военные, так и гражданские, поняли, что одно дело  кормить-поить два-три десятка человек, более или менее покладистых, более или менее  склонных уже в силу своей малочисленности смиренно, кротко и покорно терпеть регулярные  задержки или сбои в доставке продуктов, и совсем-совсем другое - внезапно взвалить на себя  бремя многообразной ответственности по прокорму двухсот сорока особей разного пола, вида,  рода, нрава, происхождения, фасона и покроя. Двухсот сорока, прошу заметить, но это ведь  только так говорится, что двухсот сорока, ибо еще человек двадцать слепцов остались без места  и спят на полу. Во всяком случае, накормить тридцать ртов тем, что и десяти бы в обрез  хватило, и распределить между двумястами сорока едоками продовольствие, предназначенное  для двухсот сорока едоков, - совсем не одно и то же. Разница, казалось бы, чисто  количественная. Ан нет, возросшее ли чувство ответственности или - и не надо, ох, не надо  сбрасывать это со счетов - страх перед возможными беспорядками предопределило перемену  поведения и заставило власти доставлять еду вовремя и в должном количестве. Само собой  разумеется, после во всех отношениях плачевных и прискорбных событий, свидетелями коих  нам пришлось стать, обустройство стольких слепцов не пройдет гладко, будут и сучки, и  задоринки, ибо достаточно вспомнить, что среди них много бывших насельников левого крыла,  прежде зрячих, а ныне нет, разлученных семей, матерей, потерявших своих детей, достаточно  послушать, как стонут и кряхтят пострадавшие в свалке, да не один раз пострадавшие, а дважды  или трижды, достаточно посмотреть, как ищут они милые сердцу вещички, ищут и не находят,  и, короче говоря, тумбой каменной надо быть, чтобы позабыть, словно ничего и не было, все  эти совсем недавние горести и тягости. При всем при том сообщение, что кушать, так сказать,  подано, всем пролилось бальзамом на душу. И хотя смешно было бы отрицать, что получение и  распределение такого огромного количества провизии при отсутствии даже намека на  организованность, необходимую для исполнения этой задачи, равно как и власти, способной  установить столь нужную дисциплину, приводило к новым разногласиям и сварам, признаем  все же, что, когда во всем здании бывшей психушки слышится лишь, как жуют двести  шестьдесят ртов, атмосфера заметно меняется к лучшему. Кто потом убирать за ними будет, это  вопрос другой, пока остающийся без ответа, лишь ближе к вечеру громкоговоритель снова  начнет повторять правила поведения, которые следует соблюдать для всеобщего блага, вот  тогда и увидим, встретят ли они, предписания эти, хоть малую крупицу сочувствия у  новеньких. Уже и то хорошо, что вторая палата правого флигеля соизволила наконец погрести  своих покойников, так что от этого смрада мы, по крайней мере, избавлены, а к запаху живых,  хоть и он совсем нехорош, привыкнуть все-таки легче.