Ослепленная правдой

Двигаясь плечом к плечу, они прокладывали себе порогу среди слепых из других палат, и  в вестибюле жена доктора с первого взгляда поняла, что никакие дипломатические переговоры  сейчас невозможны и, скорей всего, возможны не будут никогда. Посреди вестибюля, плотным  кольцом окружив коробки с продовольствием, выставив на манер штыков или копий палки и  выломанные из спинок кроватей железные прутья, одни слепцы держали круговую оборону,  противостояли отчаянному натиску других, которые беспорядочными наскоками, не  заслуживающими звания атаки, силились прорвать строй, пытались нащупать в ней брешь,  оставленную случайно или по беспечности, и получали палками по воздетым и вытянутым  рукам, иные же ползли на четвереньках, пока не утыкались в ноги неприятелю, встречавшему  их ударами по спине или пинками. Не хочется даже и добавлять, что происходило это все  вслепую, ибо как иначе могло бы это происходить. Картину боя дополняли негодующие вопли,  яростные крики: Отдайте нашу еду. Требуем права на хлеб. Сволочи. Да что же это за  паскудство такое. Да быть этого не может, и нашелся даже человек, столь наивный или по  рассеянности забывший, где он, что крикнул: Вызовите полицию, хотя не исключено, что и  полиция уже здесь, слепота, как известно, на профессии не смотрит, и двое известных нам  блюстителей закона давно убиты и, хоть и с большим трудом, в землю зарыты. Влекомая  абсурдной надеждой на то, что власть вмешается и вернет в сумасшедший дом порушенный  мир, восстановит справедливость, порядок, спокойствие, одна слепая сумела подобраться к  центральному входу и в буквальном смысле на ветер бросить отчаянный призыв: Помогите, у  нас отнимают еду. Но солдаты если что и сделали, то лишь вид, будто ничего не слышат, ибо от  капитана, побывавшего тут с инспекцией, сержант получил приказ предельно ясный: Ни во что  не вмешивайтесь, пусть хоть поубивают друг друга. Слепая между тем исходила криком,  похожим на те, которыми оглашались стены психушки в прежние времена, хоть и не была  безумной, а всего лишь обезумела от чистого отчаянья. Осознав наконец всю тщету своих  призывов, она, рыдая, повернула назад, не сознавая, куда идет, и тотчас подвернулась под удар,  и дубинка, угодив ей по голове, свалила замертво. Жена доктора хотела было броситься,  поднять ее, но в толчее не смогла сделать и двух шагов. Те слепцы, которые считали, что у них  есть право есть, дрогнули и, теперь уже напрочь утратив способность ориентироваться, начали  в беспорядке отступать, спотыкаться и натыкаться друг на друга, падать, подниматься, снова  падать, а кое-кто, измученный, избитый, скорченный от боли, больше и не пытаясь вставать,  сдавался, оставался лежать лицом в пол, в каменные его плиты. Тут жена доктора, к ужасу  своему, увидела, как один из грабителей достал из кармана пистолет, резко поднял его дулом  кверху. Пуля сковырнула с потолка изрядный кусок штукатурки, обрушившийся на головы и  усиливший общее смятение. Стрелявший крикнул: А ну тихо, заткнулись все, если кто пикнет,  буду стрелять, на кого бог пошлет, потом не жалуйтесь. Слепцы замерли. Сказано ведь уже  было раз и навсегда, продолжал человек с пистолетом, жратвой отныне распоряжаемся мы, все  слышали, и чтоб никому больше даже в лоб не влетало ходить за ней, в дверях поставим своих,  кто попробует нарушить наш закон, пусть на себя пеняет, еда отныне будет продаваться,  хочешь кушать, плати. Чем платить, спросила жена доктора. Я сказал, молчать всем, взревел  тот, водя стволом пистолета из стороны в сторону. Но ведь мы же должны понять, как все это  будет происходить, как мы будем получать еду, все вместе или каждый сам по себе. До чего ж  деловая, заметил кто-то из бандитов, кокни ты ее, чтоб не выступала, одним ртом меньше  будет. Давно бы кокнул, кабы глаза при мне были, ответил главарь, и потом, обращаясь ко  всем: Разойдись, по палатам, давай-давай, пошевеливайся, двигай копытами, когда занесем  жратву внутрь, скажем, что дальше делать. Но как же все-таки будет с платой, во что нам  обойдется кофе с молоком и галета, не унималась жена доктора. Нет, ну она прямо нарывается,  сказал тот же голос. Ладно, с ней потом разберусь, сказал главарь и уже другим тоном добавил:  Значит, так, выделяете двоих с каждой палаты, сдаете им все, что есть ценного, все равно что,  лишь бы денег стоило, все принимаем, деньги, кольца-перстни, цепочки-брелочки, серьги-бусы,  часы, браслеты, у кого что есть, и они несут это все в третью палату левого крыла, мы там  будем, и мой вам дружеский совет, не дай вам бог смухлевать, наперед знаю, что кое-кто  постарается прикопать ценности, но я так скажу, этот номер не пройдет, мало соберете - жрать  не получите, жуйте тогда свои банкноты, грызите брильянты. Слепец из второй палаты правого  крыла осведомился: А скажите, как все же это будет организовано, мы отдадим все сразу или  же будем вносить плату за каждый прием пищи. Я, видать, непонятно объяснил, рассмеялся  главарь, сначала платите, потом кушаете, а дальше платить будете соответственно тому, на  сколько наедите, бухгалтерия, конечно, та еще, мозги вывихнешь, так что лучше собрать да  принести все одним разом, а мы посмотрим, сколько еды вы заслужили, только еще раз честно  предупреждаю, не вздумайте что-нибудь припрятать, потому что вам это очень дорого станет, а  чтоб не говорили, что, мол, нечестно поступаем, учтите, что, как все будет отдано, мы  проверим, все ли, ну и, если найдем хоть одну монетку, не обижайтесь, а теперь пошли отсюда,  живо. Он вновь поднял пистолет и выстрелил. Отвалился еще один пласт штукатурки. А твой  голос, деловая, я запомнил. И я твое лицо не забуду, ответила жена доктора.