Ослиная порода

– НЛО! НЛО! – подхватили дети. – Там колбаски полкило!

– А не хочет ли оно забрать нас в другой мир? – спросила соседка Дуся, тряхнув рыжей гривой. Отчего одна из бигудей, которые были постоянным атрибутом ее прически, соскочила с волос, больно стукнув меня по макушке.

– НЛО! НЛО! – продолжали кричать дети. – Там и сухо, и тепло!

– Тише! Тише! Не зовите их! – испугалась соседка Нина, бабушка Башира.

Небесная машина, мигнув зелеными огнями, растворилась в воздухе.

Мы еще постояли часик на поляне, а когда замерзли окончательно, пошли спать.

– Если будет новое землетрясение, собираемся на этом же месте! – говорили друг другу люди на прощание. – Как зазвенят люстры, выбегаем!

Полет

К бабушке и прабабушке мы летали на самолете. Мама брала дорожный чемодан, и мы ехали в аэропорт.

Самолеты казались мне огромными, к ним подъезжала длинная белая лестница, которую взрослые называли «трап». По лестнице пассажиры поднимались внутрь.

– От работы у меня билеты недорогие! – радовалась мама. – Родных проведаем и обратно вернемся!

– Какая милая у вас девочка! – говорила обычно какая-нибудь бабуля, угощая меня пирожком или пряником.

– Чистый ангел! – подтверждал ее спутник, похожий на лохматого Деда Мороза.

– А внутри у нее живет осел! – хмуро возражала мама.

Полет продолжался два часа. Не знаю почему, но мне все время чудилось, что самолет упадет.

До взлета я с энтузиазмом бегала и прыгала вокруг мамы, периодически спрашивая с надеждой:

– Самолет ведь разобьется? Мы все умрем?

Пассажиры, ожидавшие посадки, испуганно вздрагивали.

Мама, награждая меня легкими тумаками, объясняла:

– Никто не разобьется! Все будет в порядке!

Но главное начиналось в салоне.

Сон пассажиров, летевших ночным рейсом, как рукой снимало. Едва самолет начинал набирать высоту, я вырывалась от мамы и пробовала скакать у кресла.

– Он упадет! Я точно знаю! – громко объявляла я.

Никакие уговоры поспать, замолчать или поиграть на меня не действовали.

– Мы уже падаем? – каждые пять минут спрашивала я.

Пассажиры некоторое время напряженно улыбались, а затем просили у бортпроводницы успокоительные капли и холодной воды.

– Дайте валидол! – кряхтела добрая бабуля в хвосте самолета.

– Нашатыря! – требовал лохматый дед.

Мамино терпение к середине полета заканчивалось и, отвесив мне пару настоящих звонких затрещин, она говорила:

– Если ты сейчас же не замолчишь, я покажу тебе кузькину тетю!

Это было кодовое слово, которое означало порку ремнем и последующее многочасовое стояние в углу.

– Но самолет разобьется! – настаивала я. – А потом будет темно и спокойно. Тогда все смогут спать, сколько захотят!

Прорицательница, к счастью, из меня была никудышная, и когда мы благополучно приземлялись в Ростове-на-Дону, пассажиры, летевшие вместе с нами из Грозного, выстраивались в очередь, чтобы дать моей маме советы по изгнанию злобного и вредного осла, подселившегося в мое сознание.

Мама кивала, благодарила и обещала испробовать.

Конфетка

У моей бабушки в Ростове-на-Дону, конечно, были соседи. Обитали они в старых домиках общежития в центре города. К моему величайшему изумлению, несмотря на рассказы о полетах Гагарина в космос и цитаты из научной фантастики Беляева, на деле оказалось, что у людей в жилье нет туалета.

Нет, и все тут!

Чтобы справить большую или малую нужду, люди, проживающие в Газетном переулке, стремились на специальные для такого случая ведерки, а те, что отличались особой спортивностью, могли даже среди ночи добежать до деревянного сарая, одиноко стоящего в центре построек, и сходить в туалет там.

Жизнерадостностью обитатели общежития не отличались. Ходили с понурыми лицами. А когда я спросила, почему в моем городе есть в квартирах туалеты и ванны, а в бабушкином городе Ростове-на-Дону в самом центре их нет, все испуганно зашептали что-то про старые времена, доносы и Сталина.

Из вышесказанного я поняла только одно: жаловаться и роптать народ боялся и предпочитал пачкать иногда в подъезде, иногда под деревьями. Порой людям удавалось добежать до заветного ведерка, или они чинно сиживали в общем вонючем клозете, но главное было – молчать.

– Эх, – вздыхала мама, – жили бы здесь чеченцы, быстро бы все отстроили! Они любят труд! Здесь такие дома были до Второй мировой, как поместья, а потом сделали общежитие, а коммуникации не провели!

Увы, сами местные жители, как подремонтировали комнаты после войны с фашистами, так и жили в них без удобств.

Вечерами они собирались на покосившихся от старости скамейках, чтобы полузгать семечки, поделиться увиденным за день да помечтать о лучшей доле.

Дети крутились рядом. Любимой игрой у них было чертить на асфальте мелом квадраты и играть в классики, прыгая на одной ножке. Взрослые не обращали на ребятню внимания, лишь изредка, если начиналась драка среди малышей, поворачивали головы, но со скамеек не вставали и не вмешивались.

Как-то вечером я оказалась среди местной ростовской детворы. Малыши сразу приняли меня в друзья, словно знали всю жизнь, и я весело заскакала и запрыгала.

– Давай играть в догонялки! – предложил кто-то.