Ослиная Шура

Караул находился у подножия Святой Горы, где на отвесном обрыве видны были в разных местах чёрные пятна келий. Забраться туда на первый взгляд было невозможно без специального альпинистского снаряжения. Но, подошедши поближе, путники увидели проложенные в скалах узкие тропинки, по которым забраться в какую-нибудь пещерную келью всё-таки представлялось возможным.

Возле одной из келий Кукша взял лежащую под кустом деревянную колотушку с привязанным к её концу деревянным шариком. Монах принялся резво махать колотушкой вверх-вниз, а шарик послушно выдавал стук, слышимый далеко в округе.

В одной из келий кто-то зашевелился и голос, похожий на старческий, произнёс:

– Кто такие?

– Паломники из Москвы, – ответил за всех Кукша.

Наверху несколько минут никто не отвечал, но монах больше не махал колотушкой. Наверное, необходимо было подождать. Недаром же говорят, что не опаздывает только тот, кто никуда не спешит.

Наконец сверху прозвучал всё тот же старческий голос:

– Хорошо. Заходите все. Только осторожней.

Путников дважды упрашивать не пришлось, потому что на Афон уже надвигались сумерки, а в Карауле, как утверждал Кукша, часто встречаются враги человеческие, особенно ночью. Святая Гора им покою не даёт, что ли? А, может быть, просто работа у нелюдей такая?

Тем не менее, все шестеро почувствовали себя куда увереннее, когда забрались в природную келью, состоящую из трёх гротов. Здешние насельники соорудили между гротами деревянные перегородки, отчего пещера стала выглядеть настоящей многокомнатной квартирой. Жили в ней сейчас игумен Силуан и старец Ефимий.

Игумен встретил прибывших на небольшой площадке перед входом в келью, где даже росли уцепившиеся за скалы чахлые кустики рододендрона.

– Мир вам, – приветствовал гостей отец Силуан. – А тебя, Кукша, воистину рад видеть. Убедился теперь, что у каждого свой путь служения Всевышнему?

– Да, отче, – кивнул Кукша. – В монастыре я не меньше пользы приношу.

– Вот и славно, – улыбнулся игумен. – Помоги тебе Христос.

Монах кивнул остальным и первым протиснулся в пещеру. Остальные молча пролезли следом. В первом гроте возле входа оказался деревянный ушат с водой. Дальше на фанерке, положенной на два толстых полена, стоял кузовок из коры, доверху полный изюмом. Вероятно это была трапезная монахов.

– Мы вам из монастыря ещё мешочек с черносливом принесли, – сообщил Кукша, вытащил из своей походной сумочки небольшой холщовый мешочек и поставил его на импровизированный стол рядом с кузовком.

– Вот и ладно, – кивнул Силуан. – Скоро уже ночь. Двое можете здесь ложиться, трое в соседнюю келью, а один со мной – к отцу Ефимию.

– Куда? – почему-то удивлённо спросил Корнелий.

– Здесь у нас ещё одна келия, зайдите, посмотрите. Там у нас старец Ефимий, – пояснил игумен. – Он уже двадцать лет ничего не видит и почти не слышит. Правда, не разучился ещё разговаривать.

Паломники вошли в келью старца Ефимия. Он лежал почти без движения на циновке возле стены грота и лишь перебирал пальцами деревянные бусинки на лестовке.[47] Услышав, а, скорее, почуяв, что в келью кто-то вошёл, старец повернул в сторону двери голову, потом протянул с оттопыренным указательным пальцем руку к вошедшим.

– Кукша, – еле слышно прошептал старец.

Монах, келия которого когда-то находилась здесь же, поклонился узнавшему его старцу. И в это время сгущающаяся тьма вокруг на несколько минут поредела, будто частица Света Фаворского проникла в отшельническую обитель.

– «Тако да просветится свет ваш перед человеки, яко да видят ваши добрые дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех»,[48] – произнёс Кукша.

– А можно я с вами здесь останусь? – поспешил забить место Павел.

– Изволь, – кивнул Силуан. – Вот в углу ещё одна циновка. Располагайся. А мы пошли по своим местам. Одно запомни, если ночью кто входить будет, не пугайся, не кричи, только успей осенить себя крестным знаменьем. К нам нежить часто заходит, на то здесь и Караул.

Остальные паломники разбрелись по своим местам. В этой пещере остались только Кукша, старец Ефимий и Павел.

– Знаете, – негромко обратился художник к Кукше. – Знаете, я ведь у игумена Силуана просился не только на одну ночь. Я приехал на Святую Гору затем, чтобы насовсем здесь остаться!

– Знаю, – кивнул монах. – Догадался. Да и грех не догадаться, когда у тебя на лице всё написано. А знаешь, почему я сейчас в Ксиропотаме, а не здесь? Ведь даже слепой и глухой старец Ефимий меня признал!

– Почему?