Осложнение

− Да, я понимаю, ваше имя и сейчас знает каждый, даже если он никогда и не встречался с вашими творениями. Но я говорю о совсем другом уровне! Наше предприятие повысит своё влияние в политических кругах… − еле слышное, но настойчивое покашливание Александра Зайцева из Военного министерства заставило директора на мгновение прервать поток своих хвалебных слов в сторону профессора. В глазах Гордиенко промелькнуло что-то едва уловимое, так что Шаровского сразу и не разобрал, что это было. Да и вообще мало понимал, что вокруг него происходит, боль становилась нестерпимой, в ушах звенело, дышать становилось довольно сложно.

− Но что это я, всё болтаю и болтаю. У вас наверняка масса неотложных дел, так что не буду задерживать. Через месяц эта партия должна быть готова. Я имею в виду всю необходимую документацию и финальные тесты. За ними прибудет человек из Военного министерства. Верно, Александр? – тот ему ничего не ответил, даже не посмотрел в сторону директора, внимательно разглядывая арцефов.

− Месяц? – профессор Шаровский наконец-то обрёл голос. − Но это совершенно невозможно! Мы не успеем сократить годовую работу и уложиться в месяц!

− Не волнуйтесь профессор, у вас всё получится, с такой-то прекрасной командой. Кстати, в качестве дополнительной мотивации, сообщаю: если всё сложится удачно, то все повышенные затраты вам простятся, а на новую партию выделят все необходимые средства. Ну, разве не здорово?

− Да, но…

− Никаких «но», профессор. Даю вам шанс исправить прошлые ошибки, − директор Гордиенко стремительно двинулся к выходу. Александр Зайцев в последний раз окинул взглядом арцефов и последовал примеру директора. Шаровский, полностью разбитый и потерянный, совершенно не понимал ничего, чувствуя лишь, как к горлу подступает тошнота.

− Кстати, профессор, − директор остановился в дверях, чуть не сбив с ног Александра, но тот удачно отскочил в сторону. − Взяли бы вы отпуск за счёт предприятия, а то что-то бледноватый у вас вид. Что думаете об искусственном небе «Райского оазиса»?

Шаровский, обернувшись к Гордиенко, успел запомнить только ехидную ухмылку директора, перед тем как в груди профессора что-то резко оборвалось, и он погрузился в темноту.