Осман. Хей, Осман!

Осман глянул на свои сапоги. Штаны на нём были сегодня самые простые, из самого толстого домашнего полотна, а на колени нашиты кожаные кружки из кожи, выкрашенной в тёмно-красный цвет. И сапоги на нём были самые простые, лишь слегка прикрашенные опять же нашивками кожаными… А здесь парни сидели нарядные, в штанах розовых и красных, в рубахах алых… Но кто же мог знать, что сегодня позовут Османа в этот двор?!.. Знал бы, приоделся бы дома, в своей юрте…

Меж тем юноши и девушки принялись загадывать друг другу загадки. В такую игру случалось игрывать Осману и в становище родном, но только в детстве. Это считалось детской забавой, взрослые не загадывали друг другу загадок. Но здесь, в Итбурну, велось иначе.

Одна из девушек в дорогих уборах из червонного золота вдруг обратилась к Осману со своей загадкой:

— Гель бизим эве — кояйим гётюне! — Приди к нам в гости — и я её под тебя подложу!..

Осман невольно покраснел. От волнения он никак не мог сообразить, о чём же его спрашивают. Сосед его уже наклонялся к нему, когда девушки закричали наперебой:

— Нет, нет!..

— Нет!..

— Не подсказывай!..

— Не подсказывай ему ответ!..

— Пусть сам отвечает!..

Сосед Османа откачнулся от него, смеясь…

Осман развёл руками:

— Не знаю. Слишком трудная загадка, никогда не слыхал такой!

Все засмеялись, кто тише, кто громче, кто звонкими девичьими колокольчиками, кто — мужским басовитым хохотком…

— Теперь — пляши!..

— Теперь пляши!.. — зашумели голоса.

Осману сделалось необычайно неловко. Плясать! В этих сапогах простых, в этих простых штанах из полотна домашнего!..

— Не буду я плясать! Оставьте вы это!..

— Оставьте его, — вмешался другой парень. — Он ведь не из наших, для него игры наши внове!

Девушки загомонили, хохоча.

— Пожалеем его, пожалеем! — прозвучало сквозь смех…

«Эх! Попался я в капкан!» — Осману сделалось и смешно и досадно. Но он вовсе не хотел, чтобы эти бойкие девчонки жалели его! Раздосадованный, он вскочил, выбежал на середину просторного двора и принялся плясать… Плясать он умел и любил… Ноги его, пусть и сапоги не очень гожие, а двигались легко — то одна вперёд, то другая… Руки летели над головой, падали вниз, раскидывались крыльями… В становище ему случалось переплясывать самых лихих танцоров!..

«А вот ещё и запою!» — решился он, назло всем здесь решился. Потому что какая же это пляска без музыки, без песни?!..

И он запел…

Красавица! Моё сердце несчастливое, как чёрная болезнь!
В голове моей нет ясности от мглы и тумана.
Клянусь жгучими чёрными глазами розоволикой,
Сделаю для себя запретными хлеб и воду этой земли!
Я посватался, отец не отдал,
Словно пастух последний встану у юрты твоего отца.
Пошлю снова сватов, если не отдаст,
Уйду на чужую сторону, совсем уйду!
Красавица, гора высока, тебя не вижу,
Красные маки не срываю.
Кроме моей красавицы, никого не полюблю!..[235]

И вдруг что-то прервало его пляску и пение. А ведь все так захвачены были его голосом поющим, его движениями ловкими!.. И вдруг что-то случилось. Он не знал, что же это случилось, но песня его прервалась невольно, руки упали и остановились ноги… Он плясал спиной к воротам, но теперь обернулся; сам не знал, отчего!..

Девушка, по виду лет пятнадцати или четырнадцати, остановилась в воротах. И когда он обернулся, то вдруг и увидал её всю. И на что-то было похоже, то, как он увидал её; уже в своей жизни он так глядел на кого-то… На кого?..

Девушка одета была в платье нарядное цвета «турунджу» — оранжевое. Платье такое — с оборками в несколько рядов по подолу — показалось Осману тотчас очень красивым. Ворот платья обшит был узорчатой тесьмой, тесьма была бахромчатая и потому на грудь свешивались кисточки. К этим кисточкам привешены были подвески красные, коралловые, и ещё какие-то украшения серебряные… Волосы девушки были — на тюркский манер — разделены на две длинные, долгие пряди и перевязаны сверху, над ушами маленькими, красными широкими лентами…

Но что одежда нарядная! Осман взглянул на её лицо и замер, так и застыл… Руки неловко брошены книзу, ноги в сапогах топнули на месте, притопнули…

Девушка посмотрела серьёзно, не улыбнулась…

Он не мог поверить своим глазам! И прежде жизнь баловала его знамениями чудными и чудными. Но теперь… Как могло такое случиться?!.. Лицо девушки — это ведь было совсем лицо той красавицы с портрета франкского!.. Нежное, гладкое, карие глаза… А волосы тоже не чёрные… В сущности, у неё были каштановые волосы, но Осману, привычному к волосам ярко-чёрным, эти густые каштановые волосы показались совсем светлыми…

Она прошла мимо него и села среди других девушек. Осман услышал её голос, нежный и звонкий, но спокойный.