Осман. Хей, Осман!

Осман думал, не начать ли допрашивать пленника-неверника. Но нет, чутье подсказывало: нет, не сейчас, не сейчас!.. Он всё представлял себе, как придёт весть о казни сыновей Тундара. И что? Разве Осман умеет притворяться? Но никому он не пожалуется на это. Ни с кем и никогда не будет он откровенным до конца! Время откровенности кончилось… Эх! Почему отец не предупредил и об этом, когда всё толковал о смене времён?.. Почему?.. Потому что и сам не знал. Отец ведь не шейх, не имам, не колдун-многобожник… И нечего Осману гордиться своей честностью! И нечего жалеть себя. Не такая жизнь, чтобы гордиться и предаваться жалости. Не такая, не такая жизнь, чтобы гордиться и жалеть!.. А если он будет себя убеждать в своём неумении притворяться, тогда и пропадёт!.. Нет, он будет притворяться!.. Хватит терзать, мучить своё сердце, душу свою бесплодными мыслями! Теперь он в ответе за жизнь становища, за жизни всех людей рода Эртугрула из племени кайы…

Скрипели колеса повозок, увозили мертвецов…

Наутро Осман сидел в комнате хорошего дома, прикрыв плотно дверь. Глаза его не видели городского убранства, как будто и не было кругом никакого городского убранства. Постучался Конур Алп, который теперь всё старался быть поближе к Осману.

— Прочь!.. — грозно крикнул Осман.

Но Конур Алп почему-то не испугался, как не пугаются обычно гнева своих господ верные слуги, преданные безоглядно.

— Поешь, господин! — крикнул ответно Конур Алп из-за двери.

— Пошёл прочь!..

Конур Алп потоптался за дверью. Но всё же понял, что сейчас не надо поступать вопреки желанию Османа…

Снова Осман сидел в одиночестве. Больше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы кругом упала тишина, чтобы все звуки исчезли… Но голоса и скрип колёс не хотели никуда исчезать, всё звучали и звучали… Захотелось броситься лицом вниз на ковёр и тихонько, тихонько выть… Но нельзя, нельзя… Осман пошёл к братьям и сказал, что очень тревожится об участи сыновей Тундара:

— Может быть, мне самому поехать снова?

Сару Яты и Гюндюз, скула которого опухла после удара Османова кулака, горячо отговаривали Османа от поездки в Эски Шехир:

— Ты мне вторую скулу своротишь, но я тебе скажу: не езди! — повторял Гюндюз. — Если что и случилось, ты не поможешь!..

Осман замахнулся, но не ударил, разжал кулак и бросил ладони на колени…

К вечеру закончилось мучительное ожидание. Примчался один из воинов, которые уехали в Эски Шехир с сыновьями Тундара. Далее всё пошло как раз так, как возможно было бы предположить!

Вернувшийся воин раскричался, прерывисто пересказывал подробности казни. Гюндюз и Сару Яты молчали. Осман скрипел зубами, чуя, как десны уже кровоточат… Такого уговора ведь не было с наместником, чтобы казнены были вместе с сыновьями Тундара и простые акынджилер, сопровождавшие их… Но ведь и ясно было, что казнят всех!.. Осман должен был понимать…

Созвали, собрали людей. Осман кричал, что сейчас же отряды помчатся в Эски Шехир — мстить. В глубине души, в самой её тёмной глуби он опасался, что кричит слишком убедительно… И замолчал, опустив руки, а только что размахивал руками что есть мочи…

И тут бросился на помощь Гюндюз:

— Крепость наша! — кричал он. — Да, пришлось за это дорого заплатить. Но мы закрыли монголам дорогу в наши становища. А воевать с Эски Шехиром и Инёню нам покамест ни к чему. Будем удерживать Ин Хисар, мы завоевали эту крепость. И лишние жертвы нам теперь ни к чему! А Османа мы не отпустим, мы должны беречь его. Не отпустим?..

— Не отпустим!.. Не отпустим! — заорали.

— Не отпустим!..

Гюндюз на этом не закончил свою речь.

— Я теперь ещё и такое скажу! Упрекайте меня, а я скажу! Та добыча, что полагалась казнённым, пусть будет сейчас поделена честно на две равные части! Одну часть мы привезём честно их осиротевшим жёнам и матерям. А другую часть вы заслужили! Поделите меж собой!..

И снова вступил Осман:

— Ни я, ни Сару Яты, ни Гюндюз, никто из нас троих, из сыновей Эртугрула, не возьмёт себе из добычи, взятой в крепости, ни одного браслета, ни одной монеты серебряной! Нашу долю мы отправили в Эски Шехир наместнику. Нам этой жертвы не жаль, потому что жертва эта — ничто в сравнении с гибелью наших содружников!.. Но крепость мы не отдадим! И если наместник из Эски Шехира или наместник из Инёню посягнут на Ин Хисар, мы сумеем ответить достойно, мы зальём их кровью их! Кровью своей они захлебнутся!..

Все эти слова, крикливые в довольной степени, возымели своё действие, равно как и предложение Гюндюза воинам — поделить добычу, оставшуюся после гибели их товарищей, сопровождавших сыновей Тундара…

«Неужели Гюндюз догадался? — думал Осман. — Пусть только попробует намекнуть, убью! Мне теперь не нужны такие, с кем бы я откровенничал! То время прошло…»

Но Гюндюз виду не показывал, на догадливость свою не намекал; да, возможно, ни о чём и не догадывался…