Осман. Хей, Осман!

— Тебя, господин, похоже, мало занимают окрестности… — Юный пленник улыбнулся мягко.

— Я тебе руки развязал, а ты уже дерзишь! — Осман тоже усмехался.

— Я хорошего рода, и если я в плену, это не означает, что я должен быть унижен. Меня взяли в честном поединке. — Эти жёсткие слова юноша произносил всё тем же спокойным голосом, мягко и дружелюбно.

— Да ты прав! — Осман махнул рукой. — Садись вот сюда, против меня…

Юноша спокойно сел. На запястьях его оставались следы верёвки, но он не растирал руки и будто и не чувствовал боли.

— Что мне эти окрестности были прежде! — говорил Осман. — Я Биледжик знал с детства, это да… Но теперь буду знать окрестности, это мои окрестности будут. Где убили твоего отца?

— На дороге в Конью. Несколько человек, из тех, что были с ним, спаслось, привезли его порубленное тело…

— Что забыл твой отец в Конье? Зачем ездил туда?

— Он ездил в обитель Мевляви, к Султану Веледу.

— Стало быть, он, твой отец, хорошо говорил по-нашему?

— Он учёный был, читал по-персидски, по-арабски. Он в молодости учился у Димитриса Кидониса Старшего, а тот был по своим познаниям почти такой же, как Григорис Палама[251], великий теологос!..

— Ну, это ваши премудрости! Я — простой воин, не понимаю этого! А зачем твоему отцу было водиться с Султаном Веледом?

— Он говорил, что ездит в Конью к Султану Веледу для увеличения своих познаний, — отвечал юноша с какою-то беззащитностью в голосе.

— Вы, франки, чудные..

— Я не франк. По отцу я — грек, а по матери — болгарин.

— Болгарин… — Осман почувствовал, что улыбается радостно… Болгарин… Такой же, как Мальхун… деревянный резной сундук в юрте матери… — Болгары — почти такие же тюрки, как мы!.. Выходит, мы с тобой — родичи…

— Я слыхал от отца один персидский стих, отец мне пересказал. Это стих со словами вашего бога: «У меня есть войско, которое я поставил на Востоке; я назвал их тюрками. Я вложил в них мой гнев и ярость мою, и всюду, где какой-нибудь человек или народ преступает мои права, я напускаю на него тюрков, и это — моя месть»[252].

— Хорошие слова! Мы, тюрки, ты и я, — мы орудие Бога! Самое важное — что мы с тобой — тюрки.

— Но я хочу найти убийц моего отца.

— Он тогда один ехал в Конью? Один со своими людьми?

— Нет, не один он был! И людей с ним было немного, его людей. Он ехал вместе с владетелем Ине Гёла, но ведь и тот пострадал. Люди из Ине Гёла и привезли тело моего отца.

— Этот владетель Ине Гёла тоже был убит?

— Нет, — произнёс с запинкой юноша.

— Я слыхал, что он монгол. Мы с ним разберёмся, я сам допрошу его!..

— Убит мой отец. Но я хочу мстить его убийцам только в честном поединке.

— Так и будет! Вызовешь его на поединок. Я обещаю тебе. Ортаком будешь моим? Второй раз прошу тебя! — В голосе Османовом прозвучала угроза.

— Я согласен, — спокойно отвечал юный пленник.

— Ты меня успокоил, Бог весть, отчего. На душе прояснело. Слушай! А ты петь умеешь? Так хочется песню послушать!.. Душа хочет!..

— Я умею петь, но только греческие песни. Отец хорошо пел, научил меня.

— Болгарские не умеешь?

— Нет. Я был совсем маленьким, когда умерла мать, некому было научить меня петь болгарские песни. Но я слыхал их и язык болгарский понимаю…

— Он тюркский?

— Он — смесь тюркского и славянского наречия.

— Пой свою греческую песню. Потом растолкуешь мне слова. У тебя должен быть хороший голос…

Юноша оперся ладонями о колени, немного подался вперёд, вытянув шею, как любопытный маленький мальчик, и запел… Голос у него и вправду был хороший, звонкий, сильный и выразительный…