Осман. Хей, Осман!

— Эх ты, петух с неотрезанными яичками! — Старик рассмеялся. — Много нужно тебе смирять свою горячность! Много ты петушишься и горячишься!.. А знаешь ли ты слова Корана о вере? Что ты должен сказать иноверным? Что у тебя своя вера, а у них — своя!..

— Но я так и говорил им!..

— А для чего же ты собрался жечь их дом и убивать их? Или они оскорбили Аллаха поносными словами, речами, поносящими правую веру?

— Нет, этого не было, хотя свою веру они похваляли…

— А ты небось захотел выслушать их рассказы об их вере, и выслушивал с охотой?!

— Увы, отец моей души! Я должен каяться…

— Кайся. А их не тронь! Ты виновен, а не они! Ты пришёл к ним, ты просил их, чтобы они рассказали тебе об их вере. Они всего лишь принуждены были исполнить долг гостеприимства. Если бы иноверный путник постучался в двери моего дома, я бы также не прогнал его. А если бы он спрашивал меня о моей вере, я бы просвещал его… Нет, это ты провинился, а они ни в чём не виновны!..

— И всё же, как терпит султан иноверные храмы на своей земле?

— Султан! Были прежде султаны сельджуков! А ныне какие у нас султаны! Наместники монголов, прихвостни Газан-Хана! А монголам что? Они готовы даровать свои милости жрецам любой веры, даже проклятым многобожникам-язычникам, лишь бы те молились о благополучии и процветании монгольских правителей!..

Осман призадумался. Затем начал говорить, по-прежнему с некоторой робостью:

— Но, отец души моей! Мне верится, что мои потомки создадут великую державу в этих землях! И я верю, что без воли Аллаха подобная вера в будущность великую моего рода не укрепилась бы в моём сердце! И в обиталище неверных мне было ещё знамение! Один из монахов служил в беседе моей с неверными толмачом. И вдруг он заговорил о море, о кораблях на наречии тюрок! Быть может, мы, народ пастбищ, сделаемся в будущем великим народом морей?..

— Кто может знать в точности волю Аллаха! Быть может, и сделаются твои потомки великими, но к чему ты говоришь мне об этом?! По мне последний носильщик — хамал на городском базаре лучше самого великого правителя, если хамал этот исполняет свято заветы священные нашей веры, а правитель склоняется к обычаям и словам иноверных!..

— Но ведь в такой великой державе будет много разных вер! И надобно будет, чтобы все обретались в согласии, в мире!..

— К чему мне такая держава, где вера в Аллаха будет обретаться в одном ряду с верой неправой в божественность ложную пророка Исы?! Я не желаю в такой державе проводить свои дни! Ты или забыл слова Корана, или не знаешь их:

«Не женитесь на многобожницах, покамест они не уверуют: конечно, верующая рабыня лучше многобожницы, хотя бы она и восторгала вас. И не выдавайте замуж за многобожников, покамест они не уверуют: конечно, верующий раб — лучше многобожника, хотя бы он и восторгал вас»[199].

— Я знаю эти слова!.. Но ведь христиане — не многобожники, а люди Писания… — Осман наклонил голову, ожидая вспышки гнева. И вспышка эта последовала без промедления.

— Ты! — Старик сжал тёмный кулачок. — Ты едва просвещён в правой вере, а уже толкуешь, смеешь толковать слова Корана! Есть и были толковщики получше тебя, знай! То, что о многобожниках, то же и о неверных, но людях Писания! Так мы толкуем!

— Но разве не может быть много токований? Святые слова Корана — одни для всех, кто преклонит свой слух к ним, они — единственные! Но ведь толковать их возможно различно. И никто ведь не может знать, какое толкование — верно!..

— А ты, я вижу, спорщик ещё похуже, похлеще моего сына! Вот все вы молодые таковы! Да полно! Сколько раз перечитал ты Коран?..

— Ни разу, отец мой истинный! Смиренно каюсь, но никогда не читал я Коран! Я знаю, что такое буквы, они сходны с узорами красивыми, но я не умею читать!..

Старый имам замолчал. Затем воздел руки кверху и что-то неслышно шептал, шевеля старческими губами, бледными и сморщенными. И произнёс вслух серьёзно, но тихим голосом:

— Я в который раз убеждаюсь в том, что человеку никогда не постичь волю Аллаха! Только что я сурово наставлял тебя и бранил. А теперь вижу, как умудрил тебя, простеца, не ведающего света грамоты, наш Аллах! Нет, не без его воли ты попал сначала в обиталище неверных, и лишь после этого — в мою лачугу! Это и вправду возможно истолковать как знамение свыше! И быть может, по воле Аллаха, милостивого и милосердного, возникнет и та великая держава с многими верами, о которой ты говорил!..

— Но правая вера, вера в Аллаха будет самой важной и почитаемой в этой державе грядущей! — поспешно вставил гость.

— Пусть исполнится воля Аллаха!..

— Отец мой! Я осмеливаюсь полагать, что Аллах привёл меня к тебе, чтобы наставить в правой вере! Прежде он показал мне веру неверных в её блеске, в словах её служителей. А после этого я по воле Аллаха постучался в твой бедный дом. Аллах желал показать мне, что не всё блестящее, манящее нас, является золотом и драгоценными камнями. Истина сияет и в бедности!.. И быть может, в бедности сияет истина более, нежели неправда — во дворцах!..

Старик снова улыбнулся.