Город просыпался рано. После молитвы на заре люди готовились заняться делами. Их одежда и головные уборы представляли собой невероятное разнообразие. Вскоре после захвата Константинополя султан Мехмет Завоеватель установил правила, согласно которым высокопоставленные представители гражданской и военной службы должны были выделяться своей одеждой. Форма и цвет облачений регламентировались и сохранялись с небольшими изменениями до 1826 года. Так, высокопоставленные сановники носили чалмы разного цвета, обернутые вокруг фетровых шапок с высокой тульей, богословы обертывали расшитую золотом тюбетейку длинным полотном сияющего белизной муслина – получался более плоский тюрбан. Колорит городской жизни создавали, в частности, и яркие, пестрые наряды, белоснежные тюрбаны, мрачные черные платья представителей духовенства и студентов медресе. Выделялись богато расшитые кафтаны и головные уборы разных ага, морских офицеров, стражников арсенала с кинжалами за поясами, дервиши в одежде из грубой ткани, мусорщики в комбинезонах из красной кожи, с метлами и деревянными совками, цыгане с танцующими медведями. В богатых кварталах важные персоны направлялись в свои учреждения, нередко в сопровождении своих помощников; боковыми переулками пробирались к месту работы ремесленники, рабочие, мелкие служащие, переступая через кучи мусора. Ставни лавок и магазинов открывались, напоказ выставлялись разноцветные товары: мотки ярких шелков, сушившихся в проходах к красильням, ряды медных сковородок, связки разнообразных башмаков.
Над улицей носились выкрики торговцев, разносчиков овощей и фруктов, медников и водоносов. Первыми нарушали тишину по утрам и последними смолкали по вечерам продавцы молока и йогуртов. Под возгласы «Игде!» разносили по городу в заплечных бидонах сладкий сироп, особенно нравившийся женщинам, а крепкие анатолийцы, которые привозили его из провинции, пользовались репутацией остряков и соблазнителей. Продавцы шербета и фруктовых напитков не напрягали голос, но их стаканы или металлические кружки мелодично позвякивали в лотках у пояса. Они носили шербет на спине, в бидонах с длинными тонкими трубками, спускавшимися из-за спины через плечо, и слегка наклонялись вперед, чтобы жидкость точно попадала в стаканы. «Покупайте яблоки! Первый сорт!» – кричал торговец фруктами, называя первый попавшийся фрукт, а затем показывал лучший из них, демонстрируя, что весь его товар отличного качества. «Дестур» – «Осторожно», – предупреждали о своем приближении носильщики, согнувшиеся под багажом такой тяжести, что не могли поднять головы. А в Рамадан и Курбан-Байрам или при необходимости сообщить какую-либо информацию городские глашатаи ходили по разным кварталам, останавливаясь то здесь, то там, чтобы собрать людей и оповестить их о важных новостях. В кузнях из-под молотов брызгали искры, под ударами кирок разлетался камень.
Но при этом беспричинной суеты и спешки не наблюдалось, за исключением случаев, когда бузили пьяные янычары, на улицах редко возникали драки и громкие ссоры. Люди ходили неторопливо и размеренно, избегая лишнего шума и суматохи. А уличные возгласы при всей своей бесцеремонности и даже назойливости составляли неотъемлемую часть жизни города. Однако терпимость турок, наряду с врожденной любовью к природе и восприимчивостью к красоте, порождала очаровательные сценки. Иногда, скажем, продавец кофе останавливался у поразившего его воображение цветущего дерева или, например, в связи с озадачившим его мелким уличным инцидентом. Он останавливался поработать здесь полдня или подольше, а вокруг него собирались другие бродячие торговцы: продавец шербета, разносчик бурлящих кальянов, мальчики со сладостями на подносах, артист с обезьянкой. И вот уже возник некий островок развлечений, привлекающий все больше и больше прохожих, которые рассаживались на складных стульях продавца кофе и затем шли дальше. К вечеру, когда он уходил, расходились и другие, а с наступлением ночи все выглядело так, будто импровизированной кофейни здесь вовсе и не было, возможно, в этом месте ее больше никогда и не будет.
Активная жизнь города определялась продолжительностью светлого времени суток: к послеполуденной молитве все главные рынки и учреждения закрывались, а ночью на улицах не было ни души. Бдительная стража отбивала охоту выходить на улицу, а те, кто находились вне дома, должны были обозначать свое присутствие при помощи горящей свечи или факела. Лишь слепые освобождались от этого, поскольку невольно могли учинить пожар. Кроме палача, чей выход из дворца и появление на улице после наступления темноты означали его готовность приступить к выполнению своих ужасных обязанностей, большинство людей чувствовали себя безопасней за закрытыми дверями своих домов. Только хриплые возгласы ночного сторожа, совершающего обход, и глухие стуки его шеста с железным наконечником по булыжной мостовой нарушали тишину ночи.
Глава 5
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ