Османский узел

Касаемо же сказанного отцом… Тут дочь понтифика начинала осознавать истинный смысл угрозы. Сперва Чезаре нарушил особые права цехов, дав возможность всем трём уровням их иерархии — мастерам, подмастерьям и ученикам — возможность выбора. Находиться внутри цеха или же выйти из него и пробиваться самостоятельно, рассчитывая лишь на силу своей одарённости? Теперь всё зависело от самого человека. Понятно, что через какое-то время вышедшие из того или иного городского цеха мастера могли создать что-то вроде своего цеха, пусть и маленького, тем самым соперничая со старым. Тем самым заставляя других работать лучше и себе не давая «почивать на лаврах». И никакой возможности вынужденной преемственности вроде «отец был ткачом, значит и дети его ими будут». Они МОГУТ стать ими, а могут и не стать, если захотят чего-то иного и имеют к этому дар.

Ничего удивительного, что верхушка цехов — старейшины и немалая часть мастеров — уже плевались ядом и желчью в сторону Борджиа, неся немалые убытки и понимая, что в скором времени они станут ещё больше. Да и ускользающая из их рук пусть небольшая, но власть хорошего настроения и доброты им также не добавляла.

Тогда зачём всё это творилось её братом и при поддержке отца? Лукреция почти сразу задалась этим вопросом, но очень быстро сама себе и ответила. Не пришлось даже спрашивать кого-либо. В проигрыше была лишь часть состоящих в цехах. Зато наиболее способная, активная, стремящаяся вперёд часть — они получили возможность и не собирались выпускать её из рук. Наглядным доказательством был самый настоящий расцвет ремесел как в пределах Рима, так и по всей Италии. Добавить к этому заинтересованность государства в определённых мастерах, не скрываемую он людей, и в итоге получилось… Выгода получалась, причём немалая.

Независимость от закупок действительно важных товаров извне — вот чего стремился достичь Чезаре Борджиа. Ну а понимая, что, к примеру, то же железо и лес для кораблей найти в итальянских землях весьма затруднительно, вынужден был до поры ограничивать тем, чтобы покупать только сырьё для создания тех или иных товаров. Отсюда и закладки верфей, и растущие, словно трибы после летнего дождя. Многочисленные мастерские. Мечи и ткани, доспехи и повозки, часы и украшения на любой кошелёк — всё это, по словам брата, укрепляло королевство. Сначала это были слова, теперь же становились видны и первые результаты.

И вот новый шаг. Опасный и в то же время многое обещающий. Если у того учёного народа, который так ценил и всеми силами привлекал в королевство Чезаре, действительно получится создать даже часть из увиденного на чертежах… Лукреция представляла, как сильно изменится мир. И как громко будут орать те же строители, число которых… несколько поубавится. Не мастеров своего дела, а простых работников. Если та «паровая машина», как называл устройство Гортенхельц, сможет заменить усилия многих носильщиков, поднимающих грузы на крепостные стены, тогда… Их нужно будет куда-нибудь деть, чем-то занять. Занять таким, чтобы уже эти, лишившиеся пусть слабо оплачиваемой, но позволяющей как-то жить работы, не стали опорой для ненавидящих Борджиа.

— Чезаре должен был это предусмотреть.

— Предусмотреть что? — испытующе так прищурился Родриго Борджиа, пристально глядя на свою дочь.

— Что творения этого да Винчи и его собственного разума в будущем лишат работы очень многих.

— Вот ты и сумела посмотреть в будущее дальше, чем на один, может даже два шага, — сделав шаг, понтифик обнял своё дитя, будучи действительно довольным тем, что сейчас услышал. — Я горжусь тем, что уже второй мой ребёнок научился это делать. Вот если бы все… и кое-кто раньше.

Тут Лукреция предпочла промолчать, зная, что именно имеет в виду отец. Кого он случайно или не очень мимолётно упомянул. Хуан. Её старший брат, которого она уже давно не считала родным человеком. Тот самый, собственными стараниями разрушивший всё, чего мог достигнуть, да ещё и потоптался на осколках сапогами. Понимая отцовские чувства, сама она ничуть не жалела о том, что её ныне изгнанный братец так и не взялся за ум. Слишком уж много бед от него случилось, да и отношение Хуана к сестре было… порой плохим, а порой и вовсе омерзительным. Раньше она могла только расстраиваться и пытаться сдержать слёзы, а вот теперь… Теперь бы братца просто не стало. Спасибо Чезаре за его особые уроки, он не зря рассказывал ей о способах избавиться от врага так, чтобы заподозрить истинного виновника было бы очень трудно, почти невозможно. Нет, стоит Хуану только попробовать заявить о себе, осмелиться на что-то претендовать — приговор будет подписан моментально. А от того, что лишь в голове Лукреции, его ранее безобидной сестры — так от «печального» исхода это всё равно не спасёт.

— И да, Чезаре уверен, что предусмотрел последствия, — прервал выжидающее молчание дочери Родриго Борджиа. — Если что-то становится избыточным в одном месте, то это надо перенести в другое. Может даже далёкое.