Османы. История великой империи

Последнее в истории Османской империи восстание янычар началось вечером 15 июня 1826 года с традиционного выставления перевернутых котлов на столичной площади Ат-мейдан[182] (перевернутый котел означал отказ от султанского довольствия, то есть – отказ от службы). Далее разъяренные толпы пошли по резиденциям неугодных сановников, но дело было летом, и большинство сановников, включая и великого визиря Мехмеда Селим-пашу Бендерли (не молдаванина, как можно подумать по прозвищу, а турка из Бендер) находились в загородных домах.

До назначения на высшую должность Селим-паша был бейлербеем неспокойной болгарской Силистрии,[183] где ему не раз приходилось подавлять вспышки недовольства. В ответственный момент Селим-паша помог султану быстро поднять лояльные войска, а затем вышел на площадь к восставшим, отверг все их требования и призвал разойтись по казармам. Янычары отказались повиноваться – уж слишком свежа была память о былых победах, но времена изменились… Султан начал с того, что получил у шейха уль-ислама фетву, в которой мятежники объявлялись изменниками, заслуживающими смерти. Будучи турком, султан старался соблюдать приличия в любых обстоятельствах, негоже правителю приказывать одним своим солдатам стрелять в других, иное дело – покарать изменников. Заодно всем подданным давалось понять, что отныне выступления против султанской власти не будут иметь обратного хода, не получится пошуметь-побузить и разойтись по казармам, чтобы продолжать нести службу дальше.

Окружив Ат-мейдан, артиллеристы начали стрелять по янычарам из пушек. Те в панике бросились в казармы, но пушечные ядра настигали их и там. Казармы сгорели вместе со множеством находившихся рядом домов. Около трех тысяч янычар сгорело заживо, а остальных или убивали на месте, или же волокли на суд, который вершили великий визирь Мехмед Селим-паша и бывший ага янычар Хюсейн-паша, ставший одним из помощников султана. Все, кто задерживался при оружии, приговаривались к смерти, приговоры исполнялись на месте. Обычно янычары нагоняли на всех страх, но теперь страх поселился в их сердцах. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи, те, кому посчастливилось остаться в живых, думали только о том, как сохранить жизнь.

17 июня, когда янычарские казармы еще тлели, вышел султанский фирман, упразднявший янычарский корпус и грозивший наказанием тем, кто дерзнет поддерживать янычар. Фирман разослали по провинциям. Кое-где янычары пытались поднимать мятежи, но эти попытки на местах пресекались так же жестко, как и в столице. Казалось, что с янычарами покончено, но 17 октября восстали те из них, кто служил в корпусе ишкенджи. Непонятно, на что рассчитывали восставшие, ведь султан уже показал, как он приводит в разум непокорных. Не было осечки и на этот раз – восемьсот бунтовщиков расстались с головами, а около двух тысяч вышедших из доверия разослали по глухим уголкам Восточной Анатолии.

С ямаками поступили проще – их заставляли выйти из фортов, в которых они несли службу, якобы для получения жалования, и убивали. Тех, кому повезло выжить, отправляли на флот. Пример янычар и ямаков сильно подействовал на сипахов, которые безропотно приняли фирман об их роспуске. Так султан Махмуд II провел свою главную реформу, превратив османскую армию в регулярную, которая получила название Асакир-и Мансур-и Мухаммедие.[184] Теперь уже можно было массово приглашать французских офицеров, не опасаясь нападок консерваторов, которые в одночасье превратились в горячих сторонников реформ. Наряду с этим сто пятьдесят молодых турок отправились в Париж для того, чтобы обучиться военному и инженерному делу, а также медицине, развитию которой, наряду с развитием образования, султан придавал большое значение.

Административная реформа султана Махмуда была настолько масштабной, что можно говорить не о реорганизации, а о создании новой системы на месте старой. Новые чиновники, а также и новые офицеры, должны были думать, работать и одеваться по-новому – в обиход вошли фески и одежда европейского покроя, которые пока что были обязательными только для чиновников и военных, но преемник Махмуда султан Абдул-Меджид распространит эту моду на всех подданных, за исключением духовенства. Очень важным нововведением стало учреждение министерства иностранных дел и продолжение начатого Селимом III создания постоянных дипломатических представительств за рубежом, первым из которых, по понятным причинам, стало османское посольство в Париже. Внутри империи столь же важным новшеством стало создание единой почтовой службы.

Власть султанских наместников была существенно ограничена. Отныне паши уже не могли содержать собственные войска и выносить смертные приговоры по своему усмотрению – жизнями султанских подданных могли распоряжаться только судьи. Также была прекращена практика самовольного наложения поборов, широко распространенная среди османских чиновников. Подтянулась дисциплина – регулярное присутствие чиновников на службе стало обязательным, Махмуд подавал всем пример, посещая заседания дивана.