Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли

На самом деле, что напугало династию больше всего, заставив ее сторонников преувеличивать грехи шейха Бедреддина и его учеников, так это тот факт, что шейху удалось разжечь несколько народных, несектантских крестьянских восстаний – единственных досовременных движений в истории Османской империи, которые объединили христиан, евреев и мусульман в единое целое общее дело против империи. Словами современного турецкого поэта-коммуниста:

«Десять тысяч товарищей-еретиков Берклюдже Мустафы—

Турецкие крестьяне из Айдына,

греческие моряки с Хиоса

и еврейские ремесленники —

вонзились, как десять тысяч топоров, во вражеский лес.

Их красные и зеленые штандарты,

инкрустированные щиты, ряды бронзовых шлемов

были разбиты вдребезги;

когда день под проливным дождем превратился в вечер,

из десяти тысяч осталось только две тысячи.

Десять тысяч пожертвовали восемью тысячами,

чтобы иметь возможность петь в один голос

и вместе вытаскивать сети из моря,

вместе ковать железо, как кружево,

пахать землю вместе,

чтобы иметь возможность есть инжир с медовой начинкой вместе

и иметь возможность сказать:

везде,

все вместе

мы будем делить все, кроме щеки любимого!»[141]

Все, что османы построили за прошедшее столетие, оказалось под угрозой из-за восстаний шейха Бедреддина и его учеников. Отказ от более ранних основополагающих взглядов, которые способствовали приходу династии к власти в тринадцатом и четырнадцатом веках, и групп «священных воинов» гази, вызвал напряженность, усилившую поддержку восстаний. Эти выступления проиллюстрировали столкновение между интерпретациями ислама и тем, что происходит, когда претворяются в жизнь идеи Ибн Араби. Тот факт, что Берклюдже Мустафа изначально был христианином, а Торлак Ху Кемаль – евреем, демонстрирует неожиданные результаты обращения в ислам[142].

Все, созданное османами, было разрушено степными конными лучниками завоевателя-кочевника Тимура и предано османскими подданными, выступившими против Баязида I, покинув султана. В то время неудачи Османской империи, казалось, наводили на мысль, что опора на солдат-рабов, а не на гази, была фатальной ошибкой. Но после Тимура оседлые пороховые империи[143], включая возрожденную Османскую империю, постепенно восстанавливали власть, что делало постоянную армию жизненно важной[144].

Определяющими факторами дальнейшего существования империи были могущественные интересы, заинтересованные в ее восстановлении. Наряду с оставшимися членами самой династии, которых Тимур пощадил, к ним относились те, кто владел пожалованными земельными наделами (кавалерия и христианские семьи в Юго-Восточной Европе), а также слуги султана, которые завербованные через девширме (янычары и управленцы). Учитывая их заинтересованность в возрождении династии, казалось маловероятным, что они вернут империю к мистическим и воинственным корням. Вместо этого им следовало обуздать центробежную силу непокорных дервишей, которые в 1416 г. доказали, что представляют слишком большую угрозу выживанию империи.

Мехмед I восстановил большую часть территорий империи до того, как его раздавила собственная лошадь в результате несчастного случая в Эдирне в 1421 г. Согласно двум османским хронистам, через несколько дней после его смерти визири придумали жуткую уловку, чтобы успокоить дворец и заставить командиров янычар поверить, что султан все еще жив, пока они не посадят на трон нового правителя. Персидский врач султана поддерживал труп Мехмеда I, а паж стоял позади него, поглаживая бороду собственной рукой покойного. Врач умолял собравшихся разойтись и позволить султану поправить здоровье. Убежденные или нет, они оставили (умершего) султана в покое[145].

Труп Мехмеда I прятали в течение сорока одного дня, пока его 19-летний сын и назначенный преемник Мурад II (1421–1444, 1446–1451) не смог взойти на трон в Бурсе[146].