В помещении, где был сейф, стояло куда больше шести стульев, как будто ожидалось, что туда придет много народа. Хардин заметил это, задумался и скромно уселся в уголок, подальше от остальных.
Члены Комитета отнюдь не возражали против этого. Они говорили между собой шепотом и до Хардина доносились только отдельные слова. Потом они стали шушукаться еще тише. Из всех них только Джордж Фара казался относительно спокойным. Он вынул часы и мрачно следил за стрелками.
Хардин тоже посмотрел на часы, потом на стеклянный куб, абсолютно пустой, и занимающий половину комнаты. Это была единственно непривычная деталь обстановки, так ничто другое не указывало, что где-то крошечная частичка радия отсчитывает секунды, оставшиеся до точного мгновения, когда щелкнет тумблер, произойдет соединение и…
Свет померк! Он не погас, остался крохотный желтый накал ламп, но произошло это с такой быстротой, что Хардин подпрыгнул на своем месте. Он изумленно взглянул на лампы, висящие на потолке в старомодных оправах, и когда вновь перевел свой взгляд, куб перестал быть пустым.
В нем была фигура — фигура в кресле качалке!
Несколько мгновений человек молчал, но вот он закрыл книгу, лежащую у него на коленях, и медленно перебирал ее пальцами. Затем он улыбнулся, и все лицо его, казалось, ожило.
Фигура сказала:
— Я — Хари Сэлдон.
Хардин поймал себя на том, что чуть было не поднялся с кресла, чтобы представиться.
Голос продолжал так же неторопливо:
— Как вы видите, я прикован к своему креслу и не могу встать, чтобы приветствовать вас. Ваши бабушки и дедушки улетели на Терминус всего несколько месяцев назад по моему времени и с тех пор меня разбил довольно неприятный паралич. Я не могу вас видеть, так что, как понимаете, не могу приветствовать по-настоящему. Я даже не знаю, сколько вас здесь собралось, так что сегодняшняя наша встреча не должна носить формального характера. Если кто-то из вас стоит, сядьте, пожалуйста, и если вы хотите курить, я тоже не возражаю.
С губ его слетел легкий смешок.
— Да и что мне возражать? Меня здесь нет.
Рука Хардина потянулась за сигаретой, но он одернул себя и стал слушать. Хари Сэлдон отложил книгу в сторону, как будто рядом с собой, и когда он вернул руку в прежнее положение, она исчезла.
Сэлдон вновь заговорил:
— Пятьдесят лет прошло с тех пор, пятьдесят лет, как было заложено Основание, в течении которых члены Основания оставались в неведении над чем они в действительности работают. Было необходимо, чтобы такое неведение существовало, но сейчас эта необходимость кончилась.
Для начала скажу: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ОСНОВАНИЯ — ЭТО ОБМАН, И ВСЕГДА БЫЛ ТАКОВЫМ!
Позади Хардина заскрипели кресла и раздались несколько приглушенных восклицаний, но он не обернулся.
Хари Сэлдон, конечно, ничего этого не слышал. Он продолжал:
— Это обман в том смысле, что и мне и моим коллегам абсолютно безразлично, выйдет ли в свет хоть единственный том Энциклопедии. Она сослужила свою службу. С ее помощью мы добились Имперской Хартии, привлекли сто тысяч человек, необходимых для нашего плана и заняли этих людей работой, в то время как события развивались и никто из них уже не мог повернуть назад.
Все эти пятьдесят лет, что вы работали над фальшивкой, нет смысла смягчать выражения, не дают нам теперь возможности отступить, и у вас нет иного выхода, как продолжать работу, но уже над куда более сложным проектом, который является и частью моего плана.
Для этого мы поместили вас на такую планету и в такое время, чтобы через пятьдесят лет создалось положение, когда у вас не будет свободы действий. С настоящего момента и течении грядущих веков тропа, по которой вы пойдете вперед, неизбежна. Вы часто будете находиться на грани кризиса, как сейчас вы находитесь перед первым из них, и в каждом случае ваша свобода действия будет ограничена таким образом, что у вас останется только один выход, один путь.
Это тот самый путь, который разработала наша психология, и не без причины. Веками галактическая цивилизация загнивала и распадалась, хотя лишь немногие понимали это. Но сейчас, наконец, Периферия откалывается от Империи и политическое единство последней поколеблено. И один из этих пятидесяти годов, которые уже прошли, историк будущего отметит красной линией и скажет: «Тогда произошло падение Галактической Империи».
И он будет прав, хотя вряд ли это поймут раньше, чем через несколько столетий.
А после падения неизбежно наступит варварство, период, который продлится по вычислениям психоисториков в нормальных условиях тридцать пять тысяч лет. Мы не можем остановить падения. Да мы и не хотим, поэтому что культура Империи потеряла всякую жизненность, потеряла цену, которую имела. Но мы можем уменьшить период варварства и анархии — уменьшить до одной тысячи лет.