Основание

— Прекрасно.

Хардин сложил листки.

— А теперь вы видите перед собой копию договора между Империей и Анакреоном, договора, между прочим, подписанного по поручению Императора лордом Дорвином, который был здесь на прошлой неделе. Рядом с договором вы можете видеть его символический знак.

Договор заключал в себя пять страниц мелкого шрифта, а анализ был написан всего на полстраницы.

— Как вы видите, господа, примерно около девяноста процентов выпало из анализа, как полная бессмыслица, а все важное можно описать весьма интересным способом: «Обязательства Анакреона по отношению к Империи: никаких! Власть Империи над Анакреоном: никакой!»

И вновь все пятеро внимательно следили за договором, тщательно сверяясь с доводами, и когда они оторвались от бумаг, Пирени обеспокоенно заявил:

— Кажется, все верно.

— В таком случае вы признаете, что договор этот не больше и не меньше, как декларация полной независимости Анакреона и признание этого статуса Императором?

— Кажется, да.

— И вы думаете, что Анакреон не понимает этого и не хочет усилить свою позицию независимости — так что естественно стремится не обращать внимания, ни малейшего на намек, что им может чем-то грозить Империя? В особенности, если вполне очевидно, что Империя беспомощна и не может выполнить ни одну из своих угроз, так как в противном случае им никогда бы не была предоставлена независимость.

— Но тогда, — перебил его Сатт, — как мэр Хардин относится к утверждениям лорда Дорвина в том, что Империя окажет нам поддержку? Его гарантии были… — он пожал плечами. — они были удовлетворительными.

Хардин откинулся на спинку кресла.

— Вы знаете, это самое интересное из того, что только происходит. Я признаюсь, когда увидел его светлость, я решил, что он самый настоящий глупый осел, но в конце концов выяснилось, что он — законченный дипломат и исключительно умен. Я взял на себя смелость записать на пленку все его утверждения.

Раздались протестующие крики, и Пирени в ужасе открыл рот.

— Что здесь такого? — требовательно спросил Хардин. — Да, конечно, нарушение правил гостеприимства и вообще то, чего не сделал бы ни один порядочный джентльмен. К тому же, если бы его светлость поймал меня за руку, это было бы не очень приятно, но ведь все обошлось, а пленка у меня. Я записал его, переписал на бумагу, потом так же послал Холку на анализ.

— И где же этот анализ? — спросил Ландин Краст.

— Вот это, — ответил Хардин, — и есть самое интересное. Это был самый трудный анализ из всех трех, проведенных в лаборатории. Когда после двух дней тяжелой работы Холку удалось устранить все бессмысленные утверждения, смутные намеки, бесполезные определения, короче, всю ерунду, оказалось, что у него не осталось ровным счетом ничего, ни единого слова. Лорд Дорвин, господа, за все пять дней обсуждения, не сказал ни одной определенной фразы, и причем так, что вы этого не заметили. Вот вам заверения и гарантии нашей драгоценной Империи.

Хардин мог положить на стол бомбу замедленного действия, но и она не вызвала бы большого оживления, чем то, которое воцарилось после его последнего выступления. Он терпеливо ждал, когда утихнет шум.

— И так, — заключил он, — когда вы послали свои угрозы, о действиях Империи по отношению к Анакреону, вы просто вызвали раздражение у монарха, который знал об этих угрозах куда лучше вас. Естественно, это потребовало немедленных действий и в результате — ультиматум, после чего я смогу вернуться к тому, с чего начал этот разговор. У нас осталось всего неделя и что же мы будем теперь делать?

— Кажется, — сказал Саат, — у нас нет иного выхода, как позволить Анакреону соорудить военные базы на территории Терминуса.

— Тут я с вами согласен, — сказал Хардин, — но что нам делать, чтобы как можно скорее вышвырнуть их отсюда?

Усы Ят Фулхама встопорщились.

— Вы говорите так, как будто надумали применить против них насилие.

— Насилие, — последовал ответ, — это последние прибежище беспомощного. Но я, естественно, не собираюсь бросить им под ноги приветственный ковер и поселить их в самых лучших квартирах.

— Мне все-таки не нравится ваше отношение к этому вопросу, — продолжал настаивать Фулхам. — Это опасное отношение, еще более опасное потому, что, как мы заметили, в последнее время большинство населения вас поддерживает и готово на все, что вы им говорите. Я могу сообщить вам, мэр Хардин, что Комитет не так уж слеп и прекрасно осведомлен о ваших действиях.

Он замолчал, а остальные согласно закивали головами. Хардин пожал плечами.

Фулхам продолжал:

— Если вы вовлечете город в акт насилия, это равносильно самоубийству, и мы не допустим этого. Наша политика имеет один основной принцип — создание Энциклопедии. Когда мы решаем что-то делать или не делать, мы решаем исходя из принципа: будет ли это безопасно для Энциклопедии или нет.

— В таком случае, — сказал Хардин, — вы пришли к выводу, что мы должны продолжать нашу интенсивную компанию по ничегонеделанию.