Тот, с чьей кандидатурой охотно согласились бы все, уже умер. Вся армия горевала из-за того, что епископ Адемар Пюиский не дожил до дня, когда смог бы увидеть своими глазами победу того дела, которому он служил. Невозможно было поверить, что он ее не увидел. Солдат за солдатом свидетельствовал о том, что в первых рядах штурма сражался воин, в ком они узнали черты епископа. Да и другие из тех, кто возрадовался бы победе, не дождались счастливой вести. Симеон, патриарх Иерусалимский, умер за несколько дней до взятия города в изгнании на Кипре. Далеко в Италии зачинатель всего Крестового похода лежал при смерти. 29 июля 1099 года, спустя две недели после того, как его воины вошли в Святой город, но еще до того, как известия успели добраться до Рима, папа Урбан II отдал Богу душу.
Глава 3. Защитник Гроба Господня
В те дни не было царя у Израиля.
Цель была достигнута. Христиане вернули себе Иерусалим. Но как его сохранить? Какое правительство в нем поставить? Теперь уже нельзя было откладывать вопрос, над которым не мог не задумываться в глубине души каждый крестоносец. Видимо помня, что Крестовый поход задумывался церковью ради вящей славы Христа, люди чувствовали, что именно церкви и должна принадлежать верховная власть над ним. Будь жив Адемар Пюиский, нет никаких сомнений, что именно от него ждали ли бы решения о том, как устроить Иерусалим и кто будет в нем распоряжаться. Его любили и уважали, и он знал, чего хочет папа Урбан. Вероятно, ему мыслилось церковное государство во главе с патриархом Симеоном, в котором сам он, как папский легат, был бы его советником, а Раймунд Тулузский его светским защитником и командующим армией. Но мы не можем утверждать, что точно знаем его намерения, ибо они погибли вместе с ним. Папа Урбан успел назначить легата ему на смену, о чем еще не было известно участникам Крестового похода, — Даимберта Пизанского[86]
. Даимберт отличался таким личным тщеславием и в то же время так легко поддавался чужому влиянию, что его никак нельзя считать выразителем папской политики. Так у Крестового похода не осталось никого, на чей совет он мог бы положиться беспрекословно.