Стоял Великий четверг 2 апреля, и Константинополь был совершенно не готов к нападению. В городе началась было паника, но ее удалось успокоить исключительно благодаря присутствию духа и спокойствию императора. Его до глубины души потрясла необходимость воевать в такой святой день. Он приказал войскам устроить демонстрацию силы, выйдя за ворота, но не обмениваясь ударами с врагом, а его лучники на стенах получили приказ стрелять поверх вражеских голов. Крестоносцы не стали продолжать атаку и вскоре ретировались, убив только семерых византийцев. На следующий день Гуго Вермандуа снова отправился урезонивать Готфрида, который в ответ обозвал его рабом за то, что тот так легко согласился на положение вассала. Когда позднее в тот же день Алексей прислал в лагерь гонцов, чтобы предложить войскам Готфрида переправиться в Азию до того, как Готфрид принесет клятву, крестоносцы напали на них, даже не пожелав выслушать. Тогда Алексей решил покончить со всем этим и бросил на врага дополнительные силы. Бывалые имперские вояки были не чета крестоносцам. После короткой схватки франки развернулись и бросились в бегство. Это поражение наконец-то заставило Готфрида осознать свою слабость. Он согласился и принести присягу верности, и переправить армию через Босфор.
Скорее всего, церемония принесения присяги проходила два дня спустя, в Пасхальное воскресенье. Готфрид, Балдуин и все главные сеньоры поклялись признать императора верховным владыкой над всеми завоеванными землями и передать византийским чиновникам все территории, которые прежде принадлежали императору. Император осыпал их деньгами и устроил в их честь пир. Как только с церемониями было покончено, Готфрид и его войска были на кораблях доставлены в Халкидон и отправились в лагерь у Пелеканона на дороге в Никомедию[45]
.У Алексея не было лишнего времени. Разношерстное полчище, вероятно, из всевозможных вассалов Готфрида, которые предпочли добираться через Италию, а возглавлял их, скорее всего, граф Тульский, уже подошло к городским предместьям и дожидалось на берегу Мраморного моря возле Сосфения. Они проявили такую же грубость и агрессивность, что и Готфрид, и с нетерпением дожидались Боэмунда и нормандцев, которые, по их сведениям, уже были недалеко, а между тем император был твердо намерен помешать их соединению с Готфридом. Только после вооруженного конфликта он получил возможность контролировать их передвижения, и, как только Готфрид благополучно переправился через Босфор, их доставили по морю в столицу, где они присоединились к другим небольшим группам крестоносцев, прибывшим через Балканы. Императору понадобились вся его дипломатичность и множество даров, чтобы убедить их предводителей принести ему присягу. Когда наконец они уступили, Алексей придал этому событию еще больше торжественности, пригласив Готфрида и Балдуина лично присутствовать на церемонии. Западные сеньоры проявляли недовольство и вели себя разнузданно. Один из них уселся прямо на императорский трон, за что Балдуин резко отчитал его, напомнив, что он только что стал вассалом императора, и велев ему соблюдать обычаи страны. Тот сердито буркнул, что со стороны императора грубо сидеть, когда столько доблестных воинов стоят на ногах. Алексей, услышав это замечание, велел перевести его слова и пожелал поговорить с рыцарем, и, когда тот стал похваляться своей непревзойденной удалью в поединках, Алексей мягко посоветовал ему попробовать иную тактику в боях с тюрками[46]
.Этот инцидент был типичен для отношений между императором и франками. Неотесанные рыцари с Запада неизбежно оказывались под впечатлением от великолепия дворца с его плавным, обстоятельным церемониалом и спокойных, отточенных манер придворных. Но все это было им ненавистно. Уязвленная гордость делала их строптивыми и грубыми, словно непослушные дети.
После принесения клятв рыцарей и их людей доставили через пролив к армии Готфрида, находившейся на азиатском берегу. Император успел как раз вовремя. 9 апреля в Константинополь прибыл Боэмунд Тарентский.