Раймунда хорошо приняли в Константинополе. Его поселили во дворце за стенами, но просили как можно быстрее явиться к императору, где ему предложили принести тому ленную присягу. Однако пережитое в пути и только что полученные новости разгневали его, и он был озадачен и недоволен положением, в котором оказался при дворе. Он с самого начала стремился к тому, чтобы его признали военным вождем всего Крестового похода. Но весь его авторитет опирался на папу и связь с папским легатом — епископом Пюиским. Епископа рядом не было. Раймунд остался и без поддержки, которую дало бы его присутствие, и его советов. Без Адемара он не хотел принимать на себя обязательств, тем более что принести присягу по примеру других крестоносцев означало бы для него отказаться от своих особых отношений с папством. Он свел бы себя на уровень всех остальных крестоносцев. Была и другая опасность. Раймунду хватило ума сразу же понять, что самым опасным соперником для него был Боэмунд. Создавалось впечатление, что, Боэмунд пользуется особым расположением императора, даже ходили слухи, что его назначили на высокий военный пост в императорской армии. Принести присягу означало для Раймунда не только утратить свой авторитет, но и, что было вполне возможно, оказаться в подчинении у Боэмунда как представителя императора. Граф заявил, что прибыл на Восток сражаться за Господа и что Господь — его единственный владыка, намекая тем самым на то, что он — светский посланник папы. Однако он прибавил, что если сам император возглавит объединенные христианские силы, то он будет служить под его началом. Эта уступка показывает, что неприятие у него вызывал не император, а Боэмунд. Алексей мог лишь ответить, что, к сожалению, обстановка в империи не позволяет ему покинуть ее. Напрасно другие предводители латинян, опасаясь, что на карту поставлен успех всей кампании, молили Раймунда передумать. Боэмунд, все еще надеясь стать главнокомандующим императора и спеша ему угодить, дошел до того, что заявил, что встанет на сторону императора в случае его открытой ссоры с Раймундом; и даже Готфрид указывал ему на тот вред, который его отношение наносит всему христианскому делу. Сам Алексей не вступал в эти дискуссии, хотя и не осыпал Раймунда такими дарами, которых не пожалел для других принцев. В конце концов 26 апреля Раймунд согласился принести измененную присягу, обещая уважать жизнь и честь императора и позаботиться о том, чтобы ни он сам, ни его люди не сделали ничего ему во вред. Подобного рода клятвы были необычны для вассалов в Южной Франции, и Алексея она удовлетворила.
По окончании этих переговоров Боэмунд и его армия переправились в Азию. Тем временем армия Раймунда, весьма приунывшая, собралась вновь у Родосто, где стала дожидаться прибытия епископа Пюиского, который должен был повести ее в Константинополь. О том, чем занимался Адемар в Константинополе, мы ничего не знаем. Предположительно он встретился с главными иерархами греческой церкви и, разумеется, побывал на аудиенции у императора. Все эти беседы проходили в очень дружелюбной обстановке. Возможно, он способствовал примирению Раймунда с Алексеем, ибо их отношения быстро улучшились. Однако можно предположить, что гораздо больше этому способствовал отъезд Боэмунда. Император смог наедине поговорить с Раймундом и объяснить ему, что тоже не питает любви к нормандцам и что на самом деле у Боэмунда нет никаких шансов стать главнокомандующим императорских войск. Раймунд переправил свои войска через Босфор через два дня после принесения клятвы, но вернулся, чтобы провести две недели при дворе. Ко времени отъезда у них с Алексеем завязались сердечные отношения, и он теперь знал, что в лице императора имеет могущественного союзника в борьбе против Боэмунда. Его отношение к Византии изменилось[49]
.