Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода

Крестоносцы понесли тяжелые потери. Многие, включая Балдуина, графа Гентского, были убиты, и почти все уцелевшие участники битвы получили ранения. Но победа наполнила их эйфорией. К своему восторгу, они нашли среди мертвых тюрок веревки для того, чтобы связывать пленников, которых рассчитывал взять султан. Чтобы ослабить боевой дух осажденного гарнизона, они отрезали головы у многих убитых врагов и забросили их через стены или надели на пики и выставили перед воротами. Затем, когда извне уже нечего было опасаться, латиняне сосредоточились на осаде. Но город был укреплен очень внушительно. Напрасно Раймунд и Адемар пытались обрушить одну из южных башен, послав саперов сделать подкоп под нею и разжечь там большой костер. Тот малый ущерб, который им удалось нанести, гарнизон исправил за ночь. Более того, оказалось, что кольцо блокады не замкнуто, так как город до сих пор мог получать припасы со стороны озера. Крестоносцам пришлось звать на помощь императора, чтобы тот предоставил корабли для перехвата. Алексей наверняка понимал, что к чему, но хотел, чтобы западные сеньоры осознали, насколько важно для них его содействие. По их просьбе он предоставил им небольшую флотилию под началом Вутумита[52].

Султан, отступая, велел гарнизону поступать по своему усмотрению, ибо он им уже ничем помочь не может. Когда в городе увидели на озере византийские корабли и поняли, что император действует заодно с крестоносцами, тюрки решили сдаться. На это и рассчитывал Алексей. Он не хотел ни прибавлять к своим владениям полуразрушенный город, ни того, чтобы его будущие подданные пережили ужасы разграбления, особенно учитывая что большинство горожан были христианами, тогда как из тюрок там были только солдаты и небольшое число вельмож. Они снова вступили в переговоры с Вутумитом и обсудили условия сдачи. Но тюрки все еще колебались, возможно надеясь на возвращение султана. Только получив известие о том, что крестоносцы планируют общий штурм, они наконец сдались.

Штурм был назначен на 19 июня. Но когда забрезжило утро, крестоносцы увидели, что над башнями города развевается штандарт императора. Ночью тюрки сдались, и императорские войска, включая печенежский контингент, вошли в город через ворота со стороны озера. Едва ли вождей крестоносцев не поставили в известность о переговорах, также нельзя и сказать, что они их не одобряли, ведь они должны были понимать, что бессмысленно терять время и людей, штурмуя город, который им все равно не достанется. Однако их сознательно держали в неведении о последних этапах переговоров, и рядовые крестоносцы посчитали, что их обманом лишили добычи. Они рассчитывали поживиться за счет никейских богатств, а вместо этого их впускали в город лишь небольшими группками под пристальным надзором императорской полиции. Они надеялись захватить тюркских вельмож и получить за них выкуп, а вместо этого глядели, как их под эскортом провожают со всем движимым имуществом в Константинополь или к императору в Пелеканон. И латиняне еще больше озлобились на императора[53].

В какой-то степени императору удалось успокоить их недовольство своим великодушием. Ибо Алексей немедленно приказал щедро одарить продовольствием всех рядовых крестоносцев, а их начальников созвали в Пелеканон, где выдали по доле золота и драгоценностей из сокровищницы султана. Этьен Блуаский, который отправился туда вместе с Раймундом Тулузским, ахнул при виде целой горы золота, которая предназначалась ему. В отличие от некоторых его товарищей, он не разделял того мнения, что император должен был лично явиться в Никею, ибо он понимал: демонстрация того, на что готов освобожденный город, встречая своего государя, может поставить Алексея в неловкое положение. За свою щедрость Алексей потребовал, чтобы рыцари, которые еще не принесли ему вассальной присяги, сделали это сейчас. Многие рыцари невысокого положения, которые не волновали его, когда проходили через Константинополь, теперь его послушались. Раймунда, по-видимому, не просили давать новых клятв в дополнение к уже данным, но за Танкреда взялись как следует. Сначала Танкред вел себя вызывающе. Он заявил, что не собирается никому присягать, если только ему не дадут целую палатку императора, до краев набитую золотом, и вдобавок еще столько же золота, сколько дали всем остальным предводителям похода. Когда же свояк императора Георгий Палеолог не стерпел такой наглости, Танкред грубо набросился на него с кулаками. Император встал, чтобы вмешаться, но Боэмунд резко отчитал своего племянника. В конце концов Танкред скрепя сердце принес присягу[54].