Если бы Алексей послушался Ги, это было бы лучше и для империи, и для всего восточного христианства, хотя византийцы в любом случае не могли добраться до Антиохии прежде, чем там состоялась бы решающая битва. Ибо когда до крестоносцев дошли слухи, что императорская армия повернула назад, они страшно озлобились. Они представляли себя Христовым воинством, сражающимся против неверных. Отказаться прийти к ним на помощь, пусть даже это и казалось безнадежным делом, означало предать саму христианскую веру. Они не могли взять в толк, что у императора были и другие обязательства. Напротив, его пренебрежение в их глазах подтверждало все подозрения и неприязнь, которые они давно уже питали к грекам. Византию так и не простили, и Боэмунд увидел, что все это играет ему на руку[74]
.Крестоносцы поняли, что вина лежит и на Этьене Блуаском. Их летописцы гневно пеняли ему за трусость, и вскоре вести добрались и до Европы. Этьен мало-помалу, не спеша вернулся домой к жене, но она испытывала из-за него жгучий стыд и так и не успокоилась, пока не заставила его снова отправиться на Восток в искупление бегства.
Между тем Кербога продолжал напирать на крестоносцев в Антиохии. 12 июня внезапной атакой ему почти удалось овладеть одной из башен на юго-западной стене, но ее удалось отбить только благодаря отваге трех рыцарей из Малина. Чтобы это не повторилось, Боэмунд спалил целые городские кварталы возле стен, чтобы таким образом дать своим войскам возможность легче маневрировать.
В то время несколько событий подняли боевой дух христиан, так как они увидели в произошедшем особое благоволение к ним Господа Бога. Солдат терзал голод и тревоги, и вера, до сих пор поддерживавшая их, пошатнулась, но не сломилась. В такой атмосфере распространялись истории о видениях и вещих снах. Для средневекового человека нечто сверхъестественное не было ни невозможным, ни даже особенно редким. Современные идеи о роли подсознания были еще неизвестны. Сны и видения посылал Бог или в некоторых случаях дьявол. Скептицизм ограничивался только личным недоверием к словам сновидца. И следующий эпизод нужно рассматривать в свете подобного отношения.
10 июня 1098 года один бедно одетый крестьянин явился к палатке графа Раймунда и потребовал встречи с ним и епископом Пюиским. Его звали Пьер Бартелеми (Петр Варфоломей), и он пришел с ополчением, будучи на службе у провансальского паломника по имени Гийом-Пьер. Несмотря на скромное звание, он немного знал грамоту, но был известен знакомым как человек довольно сомнительной репутации, которого в жизни интересовали только самые грубые утехи. Он поведал, что в последние месяцы ему не дают покоя видения, в которых апостол Андрей открыл ему, где находится одна из святейших реликвий христианства — копье, пронзившее Иисуса Христа. Первое видение случилось у него во время землетрясения 30 декабря. Он в ужасе молился, как вдруг перед ним явился старик с серебристыми волосами в сопровождении высокого юноши необычайной красоты. Старик назвался ему святым Андреем и просил его немедленно идти к епископу Пюискому и графу Раймунду. Епископа он велел отругать за небрежение духовными обязанностями, а графу — открыть то место, где спрятано копье, которое святой затем предложил показать Пьеру Бартелеми. Потом Пьера, одетого в одну рубаху, подхватило и унесло в середину города к собору Святого Петра, где тюрки устроили мечеть. Святой Андрей провел его через южный вход в южную часовню. Там он спустился под землю и появился уже с копьем в руках. Пьер хотел сразу же его взять, но ему велели вернуться после взятия города с двенадцатью спутниками и поискать в том же месте. После чего его возвратили обратно в лагерь.