Как бы то ни было, собравшийся в Нортгемптоне парламент утвердил подушный налог, размер которого повысился втрое. Этот налог за четыре года собирали в третий раз. Подушный налог означает буквально налог с каждой «души» или головы, он являлся совершенно несправедливым видом налогообложения, потому что платить его должны были и богатые, и бедные, при этом у более состоятельных людей были средства и возможности от него уклониться, поэтому наибольшим грузом налог ложился на бедноту. Вслед за его введением последовало — что было вполне естественно — широко распространившееся недовольство, и в наиболее неспокойные районы послали судейских чиновников, чтобы они проследили за сбором налога. При этом те, кого откомандировали в Лондон, отказались выполнять эту неприятную обязанность, имея на то весьма веские причины: такая работа стала слишком опасной.
Первыми налог отказались платить жители Эссекса; 30 мая 1381 года в Брентвуде на королевского чиновника напали и выгнали его из города. Бунт быстро распространился на Кент, Суффолк, Норфолк и Хартфордшир, охватив 340 деревень. Уместно отметить, что эти графства сильнее других пострадали от чумы, то есть являлись территориями, которые с большей вероятностью ощущали на себе экономическую нестабильность и ненадежность как следствие высокой смертности. Изменения в средневековом обществе всегда выбивали из колеи. Также в Эссексе и Кенте законы о жалованье рабочих выполнялись особенно строго. Именно в этом и только в этом были причины восстания.
Бунтовщики в Кенте заняли Кентербери и освободили всех заключенных, которые содержались в тюрьме архиепископа. Среди них был и священник, получивший известность как Джон Болл. Далее восставшие сожгли свитки, где были зафиксированы ставки налогов. На следующий день толпа выломала ворота тюрьмы Мейдстоуна и освободила заключенных. У них уже был боевой клич: «Джон Болл приветствует вас всех и сообщает, что уже ударил в ваш колокол».
Движение опасно разрослось, когда 11 июня повстанцы из разных регионов сговорились отправиться в Лондон — город, из которого шли все их неприятности, дом для юристов и королевских чиновников. По различным оценкам, примерно 30 000 человек двинулись в путь. Жители Кента, самые ожесточенные, шли на север, в то время как жители Эссекса шли с востока, а повстанцы из Хартфордшира — с севера. Последние разбили лагерь в Хайбери, тогда как люди из Эссекса остановились и ждали в Майл-Энд. Именно в этот момент они узнали, что по всей Англии вспыхнули восстания. Бунтовали в Норвиче и Сент-Олбансе, в Винчестере и в Йорке, в Ипсвиче и Скарборо.
Люди из Кента под предводительством Уота Тайлера, или Уота-кровельщика, собрались 12 июня в Блекхите. Из соображений безопасности король укрылся в лондонском Тауэре, но 13 июня он и его самые доверенные советники согласились встретиться с предводителями бунтарей на пустоши. Королевская партия на четырех шлюпках поплыла по Темзе, чтобы пристать к берегу в Ротерхите, но на южном берегу реки собралось слишком много повстанцев, так что высаживаться было небезопасно. Теперь молодой король мог ясно слышать ужасные вопли и крики, эхо которых скоро докатится и до улиц Лондона. Хронист писал, что восставшие «производили так много шума, что казалось, сам дьявол присоединился к их компании». Шлюпки вернулись в Тауэр.
Королевское отступление вдохновило бунтарей. Тайлер повел своих людей на город. Они штурмовали тюрьму Маршалси в Саутуарке и выпустили всех заключенных. Другая группа сожгла налоговые записи в Ламбетском дворце. Затем повстанцы двинулись по Лондонскому мосту. Жители города отказались закрывать перед ними ворота; они относились к делу бунтарей с симпатией. Они тоже страдали от королевских податей, взимаемых ради непопулярной войны. Толпа заполонила Флит-стрит, открыла ворота Флитской тюрьмы и разорила квартал юристов Нью-Темпл. Вдохновленные этим примером лондонцы сожгли резиденцию Джона Гонта (Савойский дворец) и убили множество его людей. Гонта особенно ненавидели как одного из самых влиятельных людей в Англии при несовершеннолетнем короле.
Молодой король наблюдал за грабежами и поджогами из окна Тауэра и спросил, что теперь следует делать. Никто не знал. Но в свои четырнадцать Ричард был достаточно взрослым, чтобы думать самому: он поехал в Майл-Энд и обратился к бунтовщикам. Он надеялся выдавить их из города в восточные пригороды и таким образом позволить двору и слугам выбраться из Тауэра. Он добился лишь частичного успеха.