Это стало поводом для войны. Бароны ответили на угрозу, и в течение шести месяцев королевские силы были разгромлены. Земли и собственность «чужаков» были разграблены. Епископы настаивали на перемирии, в результате чего король фактически сдался. Мятежные лорды были прощены, а некоторые выходцы из Пуату исчезли из королевского двора. Впрочем, Генрих не мог отказаться от своего внутреннего пристрастия к родным из Франции. Он сам был наполовину французом, сыном Изабеллы Ангулемской.
Его женитьба на Элеоноре Прованской в 1236 году только усугубила проблему. Согласно Матфею Парижскому, «он взял в жены чужестранку, не спросив совета у своих друзей и подданных». В свите двенадцатилетней девочки прибыл ее дядя Вильгельм Савойский. Он был сводным братом самого короля по матери Изабелле. Вильгельм знал, что Генрих впечатлителен и податлив; он приехал, чтобы остаться. Вскоре савойцы были повсюду. Пьер Савойский получил земли в Йоркшире вместе с титулом графа Ричмонда. Именно он построил Савойский дворец между Стрэндом и Темзой, на месте, где сейчас находится отель «Савой». Бонифаций Савойский стал архиепископом Кентерберийским. Генрих так и не усвоил простого урока. Он считал, что страна принадлежит ему одному. Так почему бы не поделиться ею со сводными братьями, кузенами и внучатыми племянниками, если он того желает? Он ведь король.
Оппозиция Генриху в последующие годы принимала различные формы и по-разному выражала свое недовольство. Выходцы из Пуату и Савойи по-прежнему получали слишком много благ. Королева играла слишком доминирующую роль. Королю давали плохие или посредственные советы. Он был нерешителен и непостоянен в политике. Он слишком зависел от папы. Когда один из английских баронов указал Генриху, что он не соблюдает положения Великой хартии вольностей, король ответил: «А почему я должен соблюдать эту хартию, если вся моя знать, как светская, так и духовная, не обращает на нее внимания?» Ему ответили, что как король он должен подать пример. Создавалось общее впечатление слабого или плохого правления, что по большому счету требовало вмешательства.
В 1244 году король потребовал у парламента большую сумму денег. В ответ лорды настояли на том, чтобы им дали власть выбирать юстициария и канцлера и, таким образом, управлять законами и финансами. Король согласился только на то, чтобы возобновить соблюдение положений Великой хартии вольностей. Четыре года спустя, когда он попросил у парламента еще денег, лорды отказали. Они сказали, что все доходы истрачены на восковые свечи и бесполезные процессии, а также проинформировали Генриха, что пища, которую он ест, напитки, которые он пьет, и даже одежда, которую он носит, похищены у их законных владельцев. Пять лет спустя Генрих снова потребовал денег на основании того, что собирался возглавить Крестовый поход в Святую землю. Никто ему не поверил. Взамен король снова просто собирался подтвердить положения Великой хартии. И снова он изменил своему слову. Здесь мы видим неустойчивое правление первого английского короля, столкнувшегося с юридическими ограничениями.
Затем началось то, что в те времена назвали «новыми и неожиданными изменениями». 7 апреля 1258 года был созван парламент, потому что королю снова понадобились деньги. Он пообещал папе огромную сумму в 135 541 марку за то, что его сын Эдмунд получит корону Сицилии; авантюра с Сицилией не удалась, но долг остался.
Требование короля было более чем неуместно, потому что в стране был голод. Урожай 1257 года погиб, и к весне следующего года цена на пшеницу взлетела в два с половиной раза. Мы можем наблюдать за действиями королей и лордов, но есть жизнь, которая от нас скрыта, — жизнь простых людей. Матфей Парижский писал, что в тот голодный год «бесчисленное количество тел бедняков, раздутых и разлагающихся, лежало по пять-шесть в свинарниках, навозных кучах и на улицах в грязи». Ресурсов страны хватало на достаточно небольшое количество людей. Приблизительно 60 % сельского населения оказались слишком бедны, чтобы уплатить налоги. Их никто не собирался спасать или защищать. Не было никакого «государства», чтобы прийти им на помощь, поэтому они обнищали. Король в любом случае был озабочен только своими финансовыми проблемами.
Английские бароны не собирались оплачивать его долги. В конце апреля 1258 года, после множества бесплодных споров партия баронов отправилась в суд в Вестминстере. Они демонстративно сложили свои мечи у входа в королевский зал, прежде чем поприветствовать Генриха в подобающей манере. Но, увидев их оружие, король занервничал. Свидетель так описывал эту сцену в хрониках Тьюксбери.
— Что это, мои лорды? — спросил король у них. — Неужели я, такой жалкий субъект, попал к вам в заложники?
Роджер Биго, граф Норфолк, ответил за них всех:
— Нет, ваше величество, нет! Но пусть эти жалкие, невозможные люди из Пуату и другие чужаки бегут от вас, и от нас, и от королевского льва, и да славится Господь на небесах, а на вашей земле воцарится мир для всех людей доброй воли.