Основание современных государств

Создание Третьего рейха означало признание народом Вождя, который физически и теоретически воплощал волю народа. Как и большая часть фолькистской мысли, нацистская доктрина постулировала историческое предназначение немецкого народа, расы и нации. Немецкий народ должен был (и, соответственно, делал это) волеизъявить эту судьбу, но чужое и инородное влияние отвлекло его от цели. Задача нацистской партии и Гитлера как лидера заключалась, прежде всего, в том, чтобы воспитать в народе правильное понимание этой судьбы и устранить те социальные и политические элементы, которые мешали ее реализации. Это осознание было неразрывно связано с народным признанием Гитлера в качестве вождя, поскольку очищение немецкого народа, расы и нации неизбежно привело бы к единству народа и вождя (примерно так же, как пролетариат и авангардная партия стали едины при создании Советского Союза и, чуть меньше, как иранская религиозная община и Хомейни стали едины при создании Исламской Республики). Политика для нацистов была процессом, через который Вождь открывался народу, который, в свою очередь, подтверждал это откровение все более бурными демонстрациями и ростом электоральной поддержки национал-социалистической партии. Создание Третьего рейха ознаменовало конец политики, поскольку объединение Вождя и воли народа под эгидой и в рамках немецкого государства сделало реализацию исторической судьбы Германии делом техники. Экономность цели и ясность видения, которые Вождь мог мобилизовать для реализации этой судьбы, а также уверенность в том, что Вождь сам будет делать все, что должен делать (и делал) народ, делали дальнейшие формальные консультации с народом сверхнеобходимыми.

В период иранской революции шиитское духовенство считало, что даже самые набожные иранцы не могут быть настолько просвещенными в отношении Божьей воли и замысла, как религиозные ученые (улама). Однако набожные люди, тем не менее, могли признать духовные заслуги и достижения уламы в

в связи с главным историческим проектом шиитов: надлежащей подготовкой религиозной общины к возвращению Сокровенного Имама.

 

Если они должны были (и, соответственно, делали) завещание при соответствующей подготовке, то из-за недостаточной подготовки и несовершенства духовной просвещенности неизбежно возникали ошибки в распознавании того, что они на самом деле завещали. Здесь проблема имела две формы. С одной стороны, люди были недостаточно подготовлены как исламские ученые и поэтому могли допускать ошибки в толковании религии. Это можно было частично, но не полностью исправить путем религиозного обучения. С другой стороны, такое религиозное обучение никогда не могло превратить людей в помазанников Сокровенного Имама на земле. На такую роль могли претендовать только улама, и даже для них их роль заключалась лишь в том, чтобы распознать среди них того, кто может быть таким помазанником.

Таким образом, с созданием Исламской Республики было создано теократическое государство, управляемое уламой, которое должно было подготовить религиозную общину к возвращению Сокровенного Имама. Несомненно, иранский народ искренне желал, чтобы его община была подготовлена к этому, но несомненно и то, что эта задача не могла быть решена им самим во всей полноте. Улама представляли собой духовное сознание народа, неотделимое от него в рамках религиозной общины, но при этом обладающее уникальным даром определять духовное направление, в котором должна двигаться община. После основания народ должен был получить дальнейшие наставления в религиозной доктрине, чтобы переосмыслить и очистить свое понимание. Но и с народом, в очень строгих пределах, можно было советоваться по поводу относительной святости отдельных членов улама. В отличие от большевиков, шиитское духовенство настаивало на периодической демонстрации инстинктивного осознания народом благочестия своих лидеров. Народ, опять же в очень жестких рамках, мог определить святость, но он не был уполномочен руководить религиозной политикой.