Однако в тот же день британское правительство обнародовало еще один закон - Декларативный акт, провозгласивший, что парламент "имеет, имел и по праву должен иметь полную власть и полномочия издавать законы и статуты, обладающие достаточной силой и действительностью, чтобы связывать колонии и народ Америки ... во всех случаях". Для метрополии этот статут решал вопрос, поскольку парламент провозглашал, как и положено, конституционный принцип. Для колоний Декларативный акт был пустым словоблудием, поскольку противоречил обычаям и традициям английской конституции. Но колонисты могли игнорировать Декларативный акт еще и потому, что в колониях не существовало сопутствующей практики, которая могла бы создать опасный прецедент. В отличие от Гербового акта, здесь не было никаких материальных действий имперских властей, против которых они были бы обязаны протестовать. Таково юридическое объяснение колониального безразличия. Политическая причина заключалась в том, что колониальная элита нуждалась в практической деятельности на местах, чтобы связать конституционный принцип "никаких налогов без представительства" с мобилизацией масс. С точки зрения последнего, Декларативный акт просто не создавал материальной возможности для протеста.
Однако в последующие годы парламент все же принял несколько законов, предоставляющих такие возможности.
Наиболее важным из этих законодательных актов был закон Тауншенда 1767 г., который вводил пошлины на ввоз в колонии бумаги, свинца, стекла, красок и чая. С точки зрения колонистов, пошлины не вызывали возражений, поскольку были направлены на регулирование торговли внутри империи. Проблема, однако, заключалась в том, что объявленное намерение этих пошлин заключалось в поддержке британских войск и имперских чиновников, занимавшихся управлением гражданским государством в Северной Америке, и, таким образом, налоговое бремя по их содержанию должно было быть перенесено с метрополии на колонии. Это намерение переводило сборы в категорию спорных, к которым должен был применяться принцип "не взимать налогов без представления". К концу 1769 г. все колонии (за исключением Нью-Гэмпшира) присоединились к бойкоту британских товаров, что привело к сокращению их импорта в колонии почти на 40%. Бойкот был особенно эффективен в Нью-Йорке и Филадельфии. Поскольку пошлины не приносили дохода, в апреле 1770 г. британцы отменили все пошлины, кроме одной. Парламент рассматривал отмену пошлин Тауншенда как акт примирения, на который колонисты в этот момент были вполне готовы ответить взаимностью. Таким образом, отмена пошлин сломала хребет бойкоту.
Эпизод с Тауншендом был важен по нескольким причинам. Во-первых, парламент взял на себя инициативу, но явно не смог предугадать конечный результат. Он обострил и без того жаркие споры о колониальном управлении, но серьезно недооценил приверженность колонистов своим конституционным правам. Этот эпизод также продемонстрировал, как тактическое маневрирование в спорах о налогообложении оказалось неразрывно связанным с традиционной и обычной динамикой древней английской конституции. Эта динамика, безусловно, сильно отличалась от динамики писаной конституции, поскольку зависела не от толкования текста, а от исторического и эволюционного развития политических отношений. Одним словом, они зависели от противоборствующих "воль" парламента и колонистов, поскольку не существовало ни текста, который мог бы вынести решение между ними, ни органа, который мог бы интерпретировать этот текст, если бы таковой существовал. Наконец, это была гораздо более тонкая "игра", чем могла понять широкая общественность.91 Колониальные лидеры должны были перевести ее более заумные элементы в лозунги, такие как "нет налогообложению без представительства", которые могли бы побудить население к действию.
После отмены Тауншендских законов был сохранен один тариф - на ввоз чая. В мае 1773 г. британское правительство пересмотрело условия этого налога, приняв "Чайный акт". Новый налог был призван спасти Ост-Индскую компанию от банкротства, предоставив ей практическую монополию на продажу чая в колониях. Однако колонисты восприняли этот закон как ущемление своих прав, и в крупных американских портах были введены бойкоты против импорта чая. Они увенчались успехом везде, кроме Бостона, где один корабль, Dartmouth, по сложным юридическим причинам грозил создать конституционный прецедент, если он останется в гавани 17 декабря 1773 года. Так возник один из многочисленных случаев, когда народный протест был мотивирован и вдохновлен юридическими спорами о правах колоний: Бостонское чаепитие.