Основание современных государств

Однако сам процесс ратификации был весьма спорным, а его исход - весьма неопределенным. Утверждая, что только сильное центральное правительство может предотвратить сползание отдельных штатов в колониальную зависимость, федералисты обвиняли антифедералистов в тайном желании воссоединения с Великобританией. Учитывая, что многие из наиболее видных антифедералистов посвятили свою жизнь и состояние американскому делу во время революции, доказательства, подтверждающие это обвинение, были очень слабыми. Более того, многие антифедералисты считали, что их противники замышляют навязать американскому народу деспотическое правительство, аналогичное тому, что пытались сделать британская корона и парламент во время колониального кризиса. Однако это не мешало антифедералистам ссылаться на британские принципы управления, когда они казались им полезными. Отмечая, что Палата лордов не может вносить поправки в законопроекты об ассигнованиях, принятые Палатой общин, они спрашивали федералистов, почему предлагаемый американский Сенат не имеет таких же ограничений. Эта критика была продиктована прежде всего враждебностью к избранному Сенату, против которого выгодно отличались прямые выборы в Палату представителей.

Будучи противником ратификации, Патрик Генри выразил презрение к сенату - органу, на который формально возложена обязанность консультировать президента, отметив, что сенаторы не могут быть подвергнуты импичменту, если они были подкуплены или подверглись иному неправомерному влиянию в ходе исполнения своих обязанностей. Если же они совершат "что-либо, наносящее ущерб чести или интересам своей страны... они должны судить самих себя" - совершенно неприемлемое положение, которого парламент избежал, сделав министров подлежащими импичменту. Генри также утверждал, что Конституция содержит "ужасный уклон... в сторону монархии" и поэтому легко превратится в королевскую власть, когда "президент поработит Америку". С другой стороны, он также считал, что британская система была гораздо лучше в отношении реальных сдержек и противовесов между несколькими ветвями власти Разбираясь в различных последствиях всех этих параллелей с британским опытом, можно вскружить голову.

В Филадельфии многие федералисты, пытаясь укрепить власть президента, опирались на прерогативы британского короля. Впоследствии, столкнувшись с критикой антифедералистов по поводу того, что исполнительная власть может быть слишком могущественной, они стали подчеркивать, что президент в действительности будет гораздо слабее короля в вопросах объявления войны, заключения международных договоров, назначения на государственные должности, создания армии и флота. Они также отметили, что король служит пожизненно, в то время как президентский срок составляет всего четыре года. Наконец, они превратили всенародное избрание Палаты представителей, которое в Филадельфии лишь с неохотой признали политической необходимостью, в достоинство, утверждая, что британская Палата общин, менее демократичная, чем предлагаемая Палата представителей, все же оказалась более чем подходящей для короля-изгоя.

 

По сути, делегаты превратили прагматическую необходимость в теоретический актив, подчеркнув, что прямые выборы членов новой Палаты представителей обещали проверить и сбалансировать любые полномочия, которые могли бы достаться президенту в результате практической деятельности.

Конечно, многие из этих аргументов оппортунистически скрывали истинные мотивы, страхи и опасения как федералистов, так и антифедералистов. Но, тем не менее, они были показательны, поскольку опирались на опыт американцев, имевших единственное национальное правительство, которое они когда-либо знали. Этот опыт, с одной стороны, был кладезем примеров, прецедентов и анекдотических свидетельств, на которые могли опираться обе стороны в дебатах о ратификации; он стал общей рамкой, через которую они воспринимали политические возможности. Ни одна из сторон не могла обойтись ни без этого хранилища, ни без этой рамки, поскольку просто не могла мыслить иначе. Но - и это принципиально важно - они присвоили себе не только хранилище и рамку, но и права англичан, которые они, ни случайно, ни намеренно, инстанцировали вместе с формами своей политической практики. Эти права были настолько знакомы, что они на бесшумных кошачьих лапах пробрались в Конституцию и американскую политическую практику, когда никто не обращал на них особого внимания. А те, которые не рыскали так бесшумно, были почти сразу же добавлены в Конституцию в виде Билля о правах.