Основания девятнадцатого столетия

Возвращаясь к Вагнеру, заметим, что хотя на нем не лежит вся ответственность за направление созданного им журнала, за тот дух националистического чванства, утвердившегося в кру­гах байройтцев, тем не менее хорошо известное его юдофобст­во давало право последователям использовать его имя и авторитет, склоняясь ко все более оголтелому антисемитизму и национализму. В «Байройтских листках» все чаще выступают авторы этой ориентации: Людвиг Шеманн, учредитель немец­кого «Общества Гобино»; Карл Грунски, теоретик музыки, углублявший мысли Вагнера о вредоносности еврейской му­зыки, и один из первых, кто принял нацизм, и другие. То, что было неприятным, но все же частным моментом в системе воззрений Вагнера, под пером его недостойных адептов стано­вилось главным. В нем терялась основная идея всего грандиоз­ного замысла Вагнера, его мысли о «преображении», учение о регенерации (Regenerationstheorie) человечества посредством искусства особого рода, в котором музыка бы занимала цен­тральное место. Да и интеллектуальные таланты последовате­лей Вагнера были недостойны той миссии, на которую претендовало вагнеровское учение. Хотя круг любителей и са­мозабвенных поклонников его музыки расширялся, социаль­ный проект имел явную тенденцию выродиться в обычную музыкальную школу и деловое предприятие. Из всех байройт­цев вдова композитора Козима понимала это лучше всего. Она искала человека, способного поднять дело Вагнера на соответ­ствующую замыслу высоту, утвердить господство его музы­кальной и культурной философии в германском мире.

Надо сказать, что вопрос о продолжателях его дела занимал и голову самого маэстро. Исследователи полагают, что он возлагал надежды на Ницше, который виделся Вагнеру про­водником его идей на том уровне их интеллектуального пред­ставления, который отвечал бы их великому смыслу. После их разрыва внимание Вагнера привлек подающий надежды моло­дой философ Генрих Штейн. Но его ранняя смерть (1887) пе­речеркнула надежды.[130] Какое–то время расчеты связывались с молодым и довольно быстро развивающимся искусствове­дом, историком искусства и писателем Генрихом (Гарри) Тоде. Честолюбивый и довольно состоятельный молодой че­ловек в 1886 г. женился на падчерице Вагнера, старшей дочери Козимы от ее первого брака с композитором и дирижером Ф. X. Бюловым, Даниеле. Какое–то время расчеты вроде бы оправдывались, но семейная жизнь четы складывалась плохо, идеология байройтских вагнерианцев и сам дух семейства не устраивали Тоде. Он предпочел самостоятельность и вскоре переехал в Гейдельберг, где и стал профессором истории ис­кусств в тамошнем университете. В итоге дело Вагнера оказы­валось в руках уже названного Вольцогена. Под его надзором оно неизбежно примитивизировалось.

Естественным наследником всего дела Вагнера рассматри­вался его единственный сын от брака с Козимой — Зигфрид. Но он был еще слишком молод для исполнения высокой мис­сии, к тому же оказался не склонным к идеологической публи­цистике.[131] В этой почти тупиковой ситуации возникает личность Чемберлена.