Основания новой науки об общей природе наций

Понимание филологии у Вико противостоит тому представлению о природе и методах этой науки, которое было наиболее распространено среди его современников. «Новое Критическое искусство», изобретенное неаполитанцем, имеет целью не исследование текстов классических или новых авторов, а открытие оснований природы человеческих наций в истории их языков и культур («история идей» и «история вещей» по классификации Вико). Ауэрбах был прав, характеризуя эту «науку» как «филологию в самом широком смысле» в противоположность филологии позитивистской. Однако и это историко-культурное «расширение» филологии, предлагаемое Ауэрбахом, все же не вполне адекватно масштабу викианского проекта. Предельной эпистемологической целью викианской «науки» было открытие такого вида достоверности, который мог бы составить альтернативу картезианскому. В противоположность монизму cogito Вико, как мы помним, формулирует принцип множественности оснований своей науки («кузнечики Гоббса», «Полифемы» и т. д.). Любопытно, что главным препятствием на пути к достоверности Вико, как и Декарт, считает «предрассудки» (openioni magnifiche), однако понимает эту категорию совершенно иначе. «Предрассудок» у Вико, как и у многих его современников (например, Исаака Ньютона), – это следствие партикуляризма индивидуальной («тщеславие ученых») или национальной («тщеславие наций») фантазии. Средством против этого партикуляризма оказывается не интроспекция, как у Декарта, а, напротив, историческая реконструкция. Открыв в не зависящих друг от друга историях разных народов ту или иную максиму или аксиому, мы можем утверждать ее истинность. Однако для того, чтобы формулировать истинные суждения о предмете этой «Науки», недостаточно только выявить константы исторического процесса. «Новой науке» необходим новый язык – и этим языком должен быть универсальный ментальный словарь, который должен включать в себя общие для всех народов понятия (например, «Юпитер», «Гермес Трисмегист» или «Гомер»). Таким образом, «Новая наука» может быть представлена как своего рода альтернативное «рассуждение о методе», сформировавшееся на пересечении множества историографических парадигм: барочной «теории истории», ренессансной хронологии, «тацитистской» прагматической историографии, антиисторических теорий «пирронистов» и картезианцев, наконец, нововременной модели исторической науки, которая получит наиболее последовательную разработку в трудах Ф. Вольтера, Д. Юма и Э. Гиббона.

Еще одна линия рецепции викианской книги об «Открытии Истинного Гомера» сосредоточивается на категории sublime, помещая ее в контекст романтической эстетики возвышенного. Однако для Вико не существует автономной области эстетического, в которой эта категория в романтическом ее понимании могла бы найти себе место. Эволюция литературных форм есть лишь функция от социальных и лингвистических трансформаций, претерпеваемых человечеством в соответствии с ходом Вечной Идеальной Истории. Это хорошо видно по той версии истории древней литературы, которая содержится в «Новой науке». «Темные века» поэзии, предшествовавшие появлению Гомера, разделяются у Вико на три стадии: эпоха поэтов-теологов, рассказывавших правдивые истории, эпоха поэтов-героев, исказивших и извративших смысл этих историй, наконец, эпоха Гомера, собравшего воедино истинные сказания и их позднейшие переложения. «Неподражаемым образцом возвышенного героического поэта» у Вико выведен Гомер, чья уникальность обусловлена антропологически – текст его поэм несет на себе след такой интенсивности аффектов, которая могла быть достигнута только в эпоху дорефлексивного варварства. История послегомеровской драматической и лирической поэзии содержится в приложении к третьей книге. Сначала поэты воспевали в гимнах богов, потом, о чем сохранилась память в том эпизоде у Гомера, где Ахилл изображен играющим на лире, стали воспевать героев былых времен. Прообразом (abozzo) трагедии стал дифирамб, изобретенный Амфионом из Метимны. Переход от дифирамба к трагедии был связан с новым этапом в истории языка – «героический стих» (спондей, позднее гекзаметр), бывший древнейшим народным языком греков, уступил место ямбу. Трансформация метрической структуры языка была следствием изменения исторической ситуации в древних государствах: ямб, этот «бурный, порывистый и воспламеняющий» размер, более всего подходил для выражения основного социального антагонизма героического периода – негодования плебеев против запрета на браки с патрицианками. Однако удивительным образом этот же размер в комедии оказался пригоден для выражения самых нежных чувств, а также разного рода шуток и игр. Амбивалентность ямба остается для Вико необъяснимой – он ограничивается тем, что говорит о «монструозности» этого размера, сочетающего в себе разносущные и противоположные явления (возникновение подобных «чудовищ» вообще считается характерным для варварской эпохи – так, монстрами были, с точки зрения патрициев, плебеи, соединявшие человеческую и животную природу).