Основания новой науки об общей природе наций

Итак раз сознание первых людей Язычества было направлено исключительно на частности (немногим меньше, чем у животных, у которых каждое новое ощущение совершенно сглаживает старое, – в этом заключается причина того, почему они не могут комбинировать и рассуждать), то и все сентенции их направлялись на частности тем, кто их ощущал. Рассмотрим возвышенность Оды Сафо, которой удивляется Дионисий Лонгин (впоследствии на латинский язык эту оду перевел Катулл): влюбленный в присутствии любимой женщины так выражает себя при помощи подобия:

Ille mi par esse Deo videtur{497}

;

здесь недостает высшей степени возвышенности, так как поэт не делает сентенции совершенно частной, не сосредоточивает ее в самом себе, как это делает Теренций, говоря:

Vitam Deorum adepti sumus{498}

,

здесь чувство принадлежит тому, кто его высказывает соответственно латинскому способу пользоваться первым лицом множественного числа вместо первого лица единственного числа; поэтому оно и имеет вид общего чувства. Но тот же самый поэт в другой комедии то же чувство поднял до наибольшей возвышенности, сделав его совершенно частным и принадлежащим тому, кто его чувствует:

Deus factus sum{499}

.

Таким образом, абстрактные сентенции принадлежат Философам, так как они содержат универсалии; а размышления о страстях – ложным и холодным Поэтам.

Королларий о Героических Описаниях

Наконец, они сводили внешние функции души к пяти чувствам тела, но чрезвычайно выпуклым, живым и прочувствованным, так как первые люди или совсем не имели разума или имели его очень мало и целиком были захвачены чрезвычайно сильной фантазией[202]. Доказательством этому являются те слова, которыми они выражали ощущения. Они говорили audire («слышать»), почти haurire («черпать»), так как уши «пьют» воздух, ударяемый другими телами. Они говорили cernere oculis (буквально «просеивать глазами») вместо «отчетливо видеть», – откуда, может быть, происходит Итальянское scernere – «различать», – так как глаза оказываются как бы решетом, а зрачки – как бы двумя дырками: как из решета выходят столбики пыли, прикасающиеся к земле, так и из глаз выходят столбики света, соприкасающиеся с теми вещами, которые отчетливо видны; это – зрительный луч, о котором впоследствии рассуждали стоики и который в наши времена был доказан Картезием{499bis}. Они говорили usurpare oculis вместо вообще «видеть», как если бы при помощи зрения они овладевали видимыми вещами. Слово tangere («касаться») они говорили также вместо «похищать», так как при прикосновении от тел, к которым прикасаются, всегда что-нибудь уносится прочь (это едва только теперь стало понятно наиболее проницательным Физикам). Вместо «обонять» они говорили olfacere, как если бы в процессе обоняния они сами производили (facere) запахи; впоследствии при помощи серьезных наблюдений Натур-Философы открыли истинность того, что сами ощущения создают качества, которые называются чувственными. Наконец, они говорили sapere – «ощущать вкус»; но sapere в подлинном смысле относится к тем вещам, которые «дают вкус» (sapor), так как они пробовали в вещах собственный вкус вещей (отсюда позднее прекрасной метафорой была названа Мудрость – Sapientia: она пользуется вещами так, как это соответствует их природе, а не так, как это представляется мнению).

Во всем этом следует восхищаться Божественным Провидением: оно дало нам ощущения для охраны нашего тела, причем эти ощущения удивительнейшим образом у зверей гораздо более тонки, чем у людей; а в то время, когда люди впали в состояние зверей, тогда они по самой этой природе своей обладали достаточно сильными ощущениями для того, чтобы они могли себя сохранить; когда же они достигли века рефлексии, с которой они могли советоваться, чтобы охранять свое тело, тогда ощущения ослабли. В силу всего этого Героические Описания, например Описания Гомера, распространяют такой свет и такое сияние очевидности, с которым не могли сравниться и которому даже не могли подражать все позднейшие Поэты.

Королларий о Героических Нравах