Основано на реальных событиях

– Не думаешь ли ты, что ты это чувствуешь, как ты говоришь, просто потому, что ты это знаешь? Потому что кто-то тем или иным способом позаботился о том, чтобы ты знала, что речь идет о правдивой истории, или «основанной на реальных фактах», или «очень автобиографической». И что этой простенькой этикетки достаточно, чтобы вызвать у тебя особое внимание, определенное любопытство, которое мы все испытываем, и я первая, к происшествиям? Но, знаешь, я не уверена, что реальности достаточно. Реальность, уж коли она существует, если возможно ее воссоздать, реальность, как ты говоришь, нуждается в воплощении, в трансформации, в интерпретации. Без взгляда, без точки зрения в лучшем случае это смертельно нудно, в худшем – вызывает беспокойство. И эта работа, каким бы ни был исходный материал, всегда является формой вымысла.

На сей раз Л. не сразу ответила. Она на мгновение задумалась, а потом спросила:

– Так чего же ты ждешь, чтобы сделать это?

– Что сделать?

– Работу, о которой ты говоришь.

В ту ночь мне приснился странный кошмарный сон, который я довольно точно помню: я стою лицом к доске в классе, все стены которого покрыты детскими рисунками. Преподаватель, лицо которого мне абсолютно незнакомо, спрашивает меня. Я каждый раз ошибаюсь с ответом, и преподаватель поворачивается к Л. (она тоже ребенок, но постарше меня), чтобы получить верный ответ. Другие ученики на меня не смотрят, они уперлись взглядом в свои тетради, чтобы не унижать меня еще больше. Только моя подружка Мелани смотрит на меня и делает мне все более настойчивые знаки, призывая меня бежать.

Я проснулась в поту.

Я включила свет, дождалась, чтобы мое сердце забилось в нормальном ритме. Не думаю, чтобы я снова уснула.

Назавтра я потратила утро на разбор своей корреспонденции. Я храню все письма, которые получаю, все записочки от детей, открытки, сопроводительные карточки к цветам, я все храню. Каждые два-три года я собираю их в кучки, в пачки и раскладываю все по коробкам.

После полудня я вышла, чтобы пройтись.

Когда я проходила мимо детского сада, фраза Натана (друга Луизы, которого я несколько недель тому назад встретила недалеко от дома) вернулась ко мне, как бумеранг: «Мама сказала, что ты послала всем своим дружбанам имейл, где напрямик умоляла их не связываться с тобой!»

Все это время я держала его слова на расстоянии. Они оставались здесь, недалеко, отложенные в ожидании, потому что я не находила в себе смелости попытаться разобраться, не бояться того, что они означали, потому что я не находила ни смелости, ни сил нормально оценить эту информацию.

Я с улицы позвонила Коринне, матери Натана. Она сразу сняла трубку и обрадовалась моему звонку. Наконец-то я вышла из своей пещеры!

Коринна подтвердила, что я послала ей сообщение, как, вероятно, всем своим знакомым, если судить по длине списка адресатов, чтобы предупредить, что я принимаюсь за работу и мне необходимо держаться подальше от любых искушений.

Я спросила Коринну, могу ли я прийти, чтобы она показала мне это сообщение. Мне было необходимо его увидеть. Коринна была не из тех, кто обижается на чужие странности, она сказала, что я могу прийти, когда хочу, она дома и никуда не уйдет.

К моему приходу она уже отыскала сообщение, подписанное моим именем и адресованное всем моим друзьям или почти всем, чьи имена есть в моей адресной книге.

Потом она переслала его мне, привожу его здесь:

«Мои дорогие все!

Как большинство из вас знает, мне не удается взяться за работу. Эта неудача сопровождается у меня большой разбросанностью в делах и определенной формой праздности, которую я ненавижу и которая грызет меня.

Поэтому я прошу вас несколько месяцев не подавать мне никаких знаков, никуда не приглашать, не предлагать встретиться там или сям. Разумеется, кроме форсмажорных обстоятельств. Я тоже не буду ничего сообщать вам, пока буду работать над книгой.

Такая мера может показаться вам радикальной. Но сейчас я уверена, что мне необходимо прибегнуть к ней.

Обнимаю вас.

Дельфина».

Сообщение было датировано ноябрем, в этот период Л. впервые получила доступ к моему компьютеру. Коринна ответила на него словами ободрения и поддержки и, не смея позвонить, раз или два написала мне. (Как это сделали большинство друзей и некоторые члены моей семьи, о чем я узнаю позже. Разумеется, Л. не сообщила мне ни об одном из этих сообщений.)

Я поблагодарила Коринну и пообещала снова прийти повидать ее или позвонить в ближайшее время, чтобы выпить по стаканчику.