Основано на реальных событиях

Как-то вечером мне позвонил режиссер, с которым несколько лет назад я работала над сценарием полнометражного фильма, так и не увидевшего свет, несмотря на помощь и участие многих организаций. Создатели фильма не могли свести концы с концами, и проект провалился. Режиссер хотел, чтобы мы встретились, выпили по стаканчику, и он бы поделился со мной своими планами. Мы встретились в кафе, завсегдатаями которого были, когда вместе работали. Он быстро перешел к делу: ему нужна невыдуманная история, чтобы сделать сценарий. Только это и катит, достаточно посмотреть афиши, сколько среди них тех, что большими буквами, почти такими же крупными, как название, уточняют, что фильм «основан на реальных событиях». Достаточно почитать иллюстрированные журналы, посмотреть телевизор со всеми этими ордами свидетелей и подопытными кроликами всех сортов, послушать радио, чтобы понять, чего хотят люди.

«Правдивость, только это и проходит сейчас», – заключил он. Да, он знал, что я отказалась от многих экранизаций своей последней книги, он это понимал, но если у меня есть какая-нибудь задумка, если я намереваюсь рассказать о чем-нибудь – старом или недавнем происшествии, забытом историческом персонаже, – мне следует без промедления звонить ему, он будет счастлив снова поработать со мной.

Я вышла из кафе в мрачном настроении. Так, значит, это правда… Вот чего ждут люди – реальности, гарантированной клеймом на фильмах и книгах, подобно красной надписи «био» на продуктах питания. Люди ждут сертификата подлинности. Я думала, публике надо, чтобы истории их заинтересовали, потрясли, захватили – только и всего. Но я ошибалась. Люди хотят, чтобы событие происходило в реальности, чтобы оно было подтверждено фактами, доказано. Они хотят пережитого. Люди хотят иметь возможность отождествить себя с персонажем, сопереживать, а для этого им необходимо убедиться в качестве товара, иметь сквозной контроль над всем процессом его производства.

В последующие недели каждый раз, когда я включала телевизор, открывала журнал, видела афиши новых фильмов, мне казалось, что везде речь шла лишь об одном: реальность, правда, достоверность, засунутые в один мешок, как если бы речь шла об одном и том же, рекламная партия, упаковка, на которую мы отныне можем претендовать, на которую имеем все права.

Сейчас, когда я пишу эти строки, я не могу уже точно сказать, было ли это простым совпадением или же субъективным видением, подстегнутым моей собственной озабоченностью.

Двадцать лет назад, в течение нескольких месяцев, предшествовавших моей беременности, и тогда, когда она не слишком спешила проявиться, разве не было у меня уверенности, что я буквально окружена беременными? Настоящая эпидемия, думала я тогда, как будто все женщины детородного возраста из моего квартала сговорились забеременеть раньше меня, я только их и видела. Да еще их выступающие, восхитительные, наполненные животы.

И каждый раз эти знаки сходились к Л.

А если Л. была права? И если Л. уловила и поняла глубинное изменение нашей манеры чтения, ви́дения, размышления? Как читательница и зрительница я не была исключением из правил. Реалити-шоу завораживали меня, чего не могли оправдать мои литературные проекты, я накидывалась на желтую прессу каждый раз, когда бывала в парикмахерской или у дантиста, я регулярно смотрела байопики и фильмы, основанные на реальных событиях, а потом, жадная до деталей, доказательств, подтверждений, бросалась к интернету, чтобы проверить факты, увидеть подлинные лица.

А что, если Л. поняла то, в чем я боялась себе признаться? Я написала автобиографическую книгу, где персонажи были подсказаны членами моей семьи. Читатели привязались к ним, интересовались, что стало с тем или иным из них. Признавались мне в особой привязанности к тому или другому герою. Читатели расспрашивали меня о достоверности событий. Они вели свое расследование. Я не могла не знать этого. И успех книги, по сути, зависел, возможно, только от этого. Реальная история или поданная как таковая. Что бы я ни говорила. Каковы бы ни были меры предосторожности, которые я предприняла, чтобы убедить читателей в том, что реальность неуловима, и отстоять свое право на субъективность.

Я сунула палец в истину, и ловушка захлопнулась.

И с тех пор все персонажи, которых я могла сочинить, каковы бы ни были их уровень, их история, их обида, никогда уже не будут на высоте. Из этих персонажей, сфабрикованных из отдельных частей, ничего не выйдет, никакого излучения, никакого флюида, никакого разряда. Что бы я ни была способна вообразить, они все будут маленькими, невзрачными, бледненькими, они никогда не смогут обрести вес. Обескровленные, незначительные, они будут лишены плоти.

Да, Л. была права. Следовало схватиться врукопашную с реальностью.

* * *