Основано на реальных событиях

Она не задала ни одного вопроса. Она со вздохом спросила, могу ли я сходить закрыть дверь подвала. Она была так напугана, что оставила ее открытой, и чувствует, что неспособна туда вернуться.

У меня не было выбора. Я взяла костыли и поскакала в кухню.

Закрыв дверь, я позвала ее, постаравшись придать своему голосу безмятежность: местность обезврежена, на горизонте нет и тени мыши, она может вернуться.

Уж не знаю, смогли ли мы в тот день снова приняться за работу или так и проторчали в кухне до обеда.

Днем Л. взяла машину, чтобы сделать покупки на неделю. Я села в гостиной у камина, который она разожгла перед отъездом, чтобы почитать. Но я не могла сосредоточиться. Мне удавалось прочесть всего несколько строчек, как мое сознание принималось блуждать в гипотетических сценариях, и, даже если я избегала худших, на душе у меня было неспокойно. Если она поняла, я очень скоро об этом узнаю, а я достаточно хорошо с ней знакома, чтобы опасаться резкости ее реакции. Если у нее всего лишь появилось подозрение, она вернется к этой теме и станет меня расспрашивать.

Постепенно стемнело, и на деревьях повисли клочья тумана. Л. отсутствовала так долго, что мне пришло в голову, что она без предупреждения бросила меня здесь, без машины. Л. вернулась к семи вечера. Через окно гостиной я видела, как она с улыбкой вышла из машины. Она ввалилась в дом, нагруженная пакетами, и спросила, не беспокоилась ли я. Она много раз пыталась дозвониться по мобильнику, но безуспешно. Бо́льшую часть времени мой мобильник ловил сеть только вне помещения, так что ничего удивительного. Разбирая покупки, она рассказала мне о своем путешествии: не найдя все, что нужно, в гипермаркете, она сделала крюк через аптечную лавку в центре города, где получила совет, как извести мышей. Л. торжествующе открыла передо мной принесенный мешок, наполненный мышеловками и родентицидами, которых хватило бы для уничтожения целой колонии грызунов. Продавец объяснил ей, где положить яд и расставить ловушки, чем она незамедлительно и занялась. Однако попросив меня сделать это в подвале, куда она теперь неспособна и шагу ступить. Я поставила костыли наверху каменной лестницы, оперлась на обе руки и, отталкиваясь от стен, ступенька за ступенькой спустилась. После нескольких недель неподвижности это отняло у меня кучу времени, мои мышцы атрофировались.

Л. сверху бросила мне мышеловки и пачку яда, чтобы я поместила их в указанные ею места.

Поднималась я медленно, нога болела.

Когда я вернулась в кухню, Л. объявила, что приготовила сюрприз. Она повернулась ко мне – я никогда не видела, чтобы она выглядела так вызывающе.

– Всегда есть что отпраздновать, не так ли? Начало книги, конец истории…

Л. наклонилась, чтобы поднять закрытый ящичек, который она положила на пол, а я не заметила. Осторожно открыв его, она вытащила оттуда двух живых омаров, доставленных непосредственно из Бретани, уточнила она, и купленных в рыбном отделе гипермаркета. Я следила за их движениями, растерянными и беспорядочными.

Я открыла купленную Л. бутылку вина, бордосское первой категории: Л. купила много бутылок, потому что отныне и речи быть не могло, чтобы открывать дверь подвала. Усевшись за кухонным столом, я нарезала какие-то овощи, а она собиралась варить ракообразных.

Сначала Л. приготовила пряный отвар, куда добавила несколько луковиц. Когда вода закипела, она взяла омаров и без малейшего колебания одного за другим опустила в кастрюлю. Тут я увидела выражение ее лица и улыбку удовлетворения, которая мелькнула на нем, когда она вооружилась шумовкой, чтобы головы несчастных оставались под водой. Мне показалось, я слышу, как хрустят их панцири.

Мы вдвоем поужинали, отметив праздник, придуманный Л.

Я позволила себе погрузиться в то подвешенное спокойное время, какое обычно предшествует драмам, которому я, будь я в нормальном состоянии, не стала бы доверять. Не знаю, можно ли объяснить алкоголем, что тревога схлынула, наступило умиротворение чувств, вновь обретенное доверие. Л. удалось усыпить во мне всякое беспокойство и заставить меня поверить в возможность моей победы.

Потому что да, в тот вечер я продолжала верить, что смогу победить страх, сомнение, тошноту – все, что долгие месяцы парализовало меня и мешало писать.

Мы до поздней ночи пили белое вино.

Кажется, я помню, что Л. в кондитерской купила десерт, что-то вроде клубничного торта с кремом, которого мы съели по несколько кусков. Обстановка была теплая и дружеская. Все выглядело нормальным.

Позже, когда мы пили травяной чай, Л. по собственному желанию рассказала, что однажды случилось с ее соседом. В предыдущие дни она пару раз обмолвилась об этом, но тут же замолкала.

Когда я, усталая, наконец легла, я успокоилась.

Думаю, что мне просто удалось убедить себя, что, возможно, в том состоянии ужаса, в каком пребывала Л., вбежав ко мне в кабинет, она не видела клеящегося листка. Или, скорее, видела, не видя.

* * *

На следующее утро, несмотря на сильную усталость, непривычную усталость, я села за стол, чтобы записать то, что я помнила из нашего вчерашнего разговора.