Тем временем, наверное, членов санхедрина оповещали о случившемся, чтобы обеспечить присутствие всех на спешно созываемом совете. Несомненно, пришли они не в ту же минуту; нам следует, должно быть, согласиться с Лукой, который пишет, что в полном составе и под началом первосвященника санхедрин собрался только утром. Тогда все совпадает и с тем, что нам известно из еврейских источников о судебном разбирательстве. Если же совет собрался ночью, как может показаться из Евангелий от Марка и от Матфея, сам первосвященник нарушил строгие предписания Закона. Да, нарушение могло и быть; но скорее всего евангелисты неточно пересказали события. Ведь их не интересовали ни юридические тонкости, ни хронологическая точность. Они честно передают то, как развертывалась драма, сохраняя цельность и последовательность повествования, однако между арестом Иисуса и заседанием санхедрина, а также последующим судом у Понтия Пилата могло пройти больше времени, чем явствует из их слов.
Восстановить ход разбирательства перед санхедрином задача непростая. Повествования Марка и Матфея (варианты одного и того же рассказа) иногда отличаются от повествования Луки, а Иоанн совсем не описывает слушание дела. В лучшем случае мы располагаем кратким греческим изложением разбирательства, которое шло на древнееврейском и, наверное, было гораздо длиннее. Полнее всего рассказано у Марка. Он указывает, что санхедрин "искал против Иисуса свидетельства, чтобы предать Его смерти", и, вероятно, близок к истине. Однако юридические формальности соблюдались тщательнейшим образом. Предпочтение было отдано нескольким обвинениям, из которых Марк упоминает одно — угрозу разрушить Храм. Как мы видели, строилось оно на извращении слов Иисуса. Но свидетели приводили слова эти по-разному, и обвинить Его не удалось — согласно Закону, подтвердить обвинение должны были двое или трое. Остальные обвинения тоже не подтвердились. Тем не менее Иисусу предоставили возможность возразить на них. Он отказался. Тогда первосвященник прямо спросил Его: "Ты Мессия?" Здесь, как мы видели, начинаются трудности, поскольку евангелисты неодинаково передают Его ответ. И все же первосвященник изобразил дело так, будто Иисус фактически признавался в том, что именовал себя Мессией. Более того, он назвал слова Иисуса богохульными. Суд единодушно поддержал его, и Иисуса обвинили в богохульстве — самом тяжком преступлении перед еврейским Законом.
Трудно сказать, в чем именно состояло "богохульство". Неясно, считалось ли само по себе кощунственным назвать себя Мессией. Скорее всего суть была в оттенках значений. В другом месте Евангелий обвинение в богохульстве связывается с тем, что Иисус оскорбил религиозные чувства ортодоксальных иудеев: во-первых, Он прощал грехи, то есть присваивал себе власть Бога; во-вторых, Он "называл Бога Своим Отцом" (в смысле, отличном от общепринятого "Отец всех израильтян"). По-видимому, оба обвинения отразились в дошедшей до нас беседе Его с первосвященником. Иисуса не только спросили, Мессия ли Он, — Его спросили, считает ли Он себя Сыном Бога. В Евангелии от Марка оба вопроса объединены, но у Луки Его сначала спрашивают: "Если
Ты Христос, скажи нам" (на что ответа нет), а потом: "Итак, Ты — Сын Божий?" (Он ответил: "Вы говорите, что я",-то есть как бы и не ответил, но слова эти можно было принять и за признание.) Создается впечатление, что здесь оборот "Сын Бога" не просто синоним слова "Мессия" — в устах Иисуса он обретает какой-то дополнительный смысл. Это звучит особенно подчеркнуто, когда Он говорит о "Сыне Человеческом", который "будет сидеть по правую руку Всемогущего Бога", связывая сам образ с древним видением окончательной победы, при которой "некто как сын человеческий" облекается высшей властью. Если под "Сыном Человеческим" Он разумел себя (что, как мы видели, не противоречит арамейскому словоупотреблению), священнослужители вполне могли усмотреть здесь богохульство, оскорбляющее самые сокровенные верования и чаяния евреев. Можно ли было подвести это под какое-либо юридически установленное преступление, мы определить не в силах, для этого у нас мало сведений. До сих пор мы во многом основывались на чтении между строк. Во всяком случае, после расследования Иисуса вывели к народу, как виновного в преступлении, с их точки зрения — ужасном. Но Каиафе удалось еще подыскать и обвинение, годное для римского суда: "Мессию" легко было заменить "царем евреев", а этого наместник уже не мог бы оставить без внимания. Обвинение в богохульстве больше не упоминается — для римского суда оно ничего не значило.