Основатель христианства

По тем же причинам Иисус разрешал нарушать и другие благочестивые правила, в частности — безмерно изощренные и усложненные предписания о субботе. И в этом случае Он не стремился разрушить устоявшиеся обычаи. Рассказывают, что Он посещал по субботам синагогу и, надо полагать, следовал общепринятым правилам. Однако, если правила противоречат элементарным человеческим нуждам, их надо преступать. Сентенцию "суббота для тебя, но не ты для субботы" приписывают многим равви. Иисус соглашается: "Суббота создана для человека, а не человек для субботы". Однако Он следует этому — и решительнее, чем другие готовы были позволить. Нарушая святость субботы, Он исцеляет больных, которым даже не угрожает смерть. Когда Его призывают к ответу, Он спрашивает: "Дозволяется ли в субботу доброе сделать или злое?". Если правила мешают делать добро, если они не позволяют помочь всякому человеку, который здесь, рядом с тобой ("ближнему"), правила эти должны уступить высшему требованию. Возможно, Иисус хочет сказать, что не делать добра из- за субботы — все равно что "делать зло".

На первый взгляд может показаться, что вопрос о соблюдении субботы — слишком незначительный повод для разногласий. На самом же деле это был очень важный момент. Соблюдение субботы — один из самых главных обычаев у евреев. Мимо него не прошел ни один самый поверхностный наблюдатель-язычник, что убедительно доказывают и греческие, и римские источники. Не надо забывать, что за два века до евангельских событий, во время первого национального восстания, евреи-повстанцы скорее готовы были погибнуть, чем выйти сражаться в святой день. Субботу особо почитали как знак выделенности избранного народа и в любых посягательствах на нее видели осквернение национальной святыни.

Даже не вдаваясь в дальнейшие подробности, можно понять, сколь неизбежно было столкновение Иисуса со сторонниками традиционной религиозной практики. Но дело было не только в том, что их изощренность порою приводила к потере чувства меры и к поверхностному, внешнему благочестию. Иисус видел, как опасно делать упор на внешнее действие, забывая о внутреннем состоянии. Об этом Он и говорит, толкуя две заповеди из Моисеева декалога: "Вы слышали, что было сказано древним: "Не убивай; кто же убьет, будет подлежать суду". А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего, будет подлежать суду". И затем: "Вы слышали, что было сказано: "Не прелюбодействуй." А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем".

Здесь нет ничего такого, что могло бы поразить человека, знакомого с Ветхим Заветом или иудаизмом той поры. До нас дошло немало изречений, в которых равви порицают потакание гневу, (разумеется, на своего собрата еврея); да и в самих десяти заповедях не только запрещено прелюбодейство, но и в добавление сказано: "Не желай жены ближнего своего". Но когда Иисус постоянно и подчеркнуто напоминал, что внутреннее важнее внешнего, это могло вызывать подозрения у тех, кто считал поступки единственным видимым доказательством верности Закону Бога. Очевидно, Иисус придавал большое значение и конкретному поступку; потому Он, собственно, излагал нравственное учение в виде жизненных сцен, а не общих отвлеченных правил. Однако поступок для Него важен не сам по себе — он важен тем, что достоверно выражает внутреннее состояние. "Добрый человек из доброго сокровища сердца выносит доброе; и злой человек из злого сокровища износит злое. Ибо от избытка сердца говорят его уста". Речь идет о цельности характера, о согласии мысли, слова и дела.