— Я люблю людей и хочу, чтобы у них было весело на душе. Чтоб гулялось, пока гуляется.
— Нет.
— За что же?
Молчание.
— За что же?
— Ты еще не сделал этого. Ты только задумал и сам боишься своих мыслей.
Болотников сорвался с места и бешено замахал руками перед самым носом Телятевского.
— Я не верю тебе, князь! Ты врешь, ты подло врешь!
— Не верь, не надо. Только послушай. А верить не спеши, всегда успеешь.
Телятевский подождал, пока воевода остынет и добавил:
— Я вижу, что будет.
Болотников прижался лбом к стене.
— Я не верю, я не верю тебе, князь!..
(«Интересно, почему Контролерам до сих пор не пришло в голову немного попиратствовать. Например, залезть в того человека, с которым я веду Диалог. Вот было бы весело, если бы в Болотникове вдруг оказался Бенью… Но нет, они этого не умеют; они бы в него просто не попали.»)
Болотников обернулся и впился в Телятевского еще более сильным, чем всегда, глубоко проникающим взглядом.
— Я убью тебя! Я убью тебя прямо сейчас!
Телятевский улыбнулся.
— Рано, — только и сказал он.
Болотников сжал кулаки, сжал челюсти и, казалось, весь он сжался подобно пружине, которая вот-вот распрямится и уничтожит не только князя, но и Тулу, вражеское войско, Москву, а с нею всю Русь, весь мир. Как же должен был сдерживать этот человек свою огромную, бешеную энергию!
Пружина не разжалась.
— Выходит, ради нескольких тысяч тулян я должен пожертвовать своим делом? Все бросить, лишь бы оставить им жизни. А зачем им такие жизни, они ведь живут как скоты, в рабстве, они не знают, что такое воля, что такое настоящая жизнь.
(«А ведь я его ни в чем не убеждаю. Я просто был бы не в силах заставить его на что-то решиться. Он все уже решил без моей помощи. Но бремя этого решения он все время стремился переложить на меня. Что ж, я приму это бремя. Затем я здесь…»)
— Ты уверен, что если они погибнут, остальным станет намного лучше?
— Нет. Теперь уже нет. Но почему это так?..