Когда стражники в цветах дома Селвинов провели «господ магов» к своему господину, тот трапезничал в большой, пустой, неуютной зале, всё убранство которой составляли длинный стол и высокое деревянное кресло, в котором сидел сам лорд Этельберт — немолодой мужчина с грубым надменным лицом и холодными глазами. Волосы у него были светлые, редкие, неопределенного цвета; Селвин уже начал лысеть, и его лоб, изборожденный морщинами, казался неестественно высоким. Перед лордом стоял бронзовый кубок, кое-где с вмятинами, и большое блюдо с горой сочного, жирного мяса — при виде такого изобилия у голодных путников потекли слюнки. Они с завистью наблюдали за тем, как лорд Селвин выуживает мясо из блюда, отрывает зубами крупные куски, быстро проглатывает, почти не прожевывая (должно быть, из-за того, что у старого лорда недоставало коренных зубов), а потом делает из кубка хороший глоток вина. С такой же жадностью следили за каждым движением лорда Селвина два огромных косматых волкодава, сидевшие у его ног.
Усилием воли оторвав взгляд от блюда с мясом, Элазар огляделся. Скудность обстановки несколько его обескуражила: голые каменные стены, чадящие факелы, на полу — солома, уже не слишком свежая, смердящая собачьей мочой; в распахнутом зеве большого, в человеческий рост, очага гудел огонь — даже в эти теплые дни здесь царил пробирающий до костей холод. Элазар, служивший придворным магом в замке куда более роскошном, был разочарован — но, разумеется, ничем не выдал своего разочарования. Выступив вперед, он склонился перед Селвином в изысканном придворном поклоне и начал:
— Милорд, мы пришли с миром…
Селвин бесцеремонно его перебил:
— Знаю, что с миром — иначе бы вы сюда не вошли. Моя покойная жена, да хранит Господь ее душу, что-то сделала с замком и деревней. Она обещала мне, что теперь ни один лиходей не сможет пройти через ее незримую стену. Благослови Бог эту святую женщину! С тех пор, как она окружила мой замок своими чарами, я горя не знаю.
Элазар ухватился за его слова.
— Да, благородный господин, — сказал он с почтительностью, — даже мы, лондонские маги, наслышаны о мудрости и могуществе твоей добродетельной супруги. Слыхали мы также, что твоя прекраснодушная госпожа подарила тебе сына, наделенного волшебной силой. Когда весть об этом дошла до нас, великих магов Лондона, мы держали совет и порешили отправиться в нелегкий путь, чтобы взглянуть на юного Селвина и определить, достоин ли он обучаться в моей новой школе чародейства и волшебства.
Лорд Этельберт впился в Элазара своими холодными светло-голубыми глазами.
— Что за школа? Монастырская? Ты, верно, безумец, если предлагаешь мне отдать моего единственного сына и наследника в монахи.
Духовник лорда, неприметный человек с неопрятно обросшей тонзурой, подал голос:
— Прислушайся к совету этого почтенного мудреца, лорд Селвин, если уж не желаешь слушать советы мои. Отдай юного Этельстана на попечение братьям-монахам. Лишь служа Всевышнему он сможет искупить грехи, совершенные его матерью-колдуньей, и обратить унаследованную от нее нечестивую силу во благо.
Селвин с громким стуком поставил свой кубок, заставив духовника замолчать.
— Прикуси язык, святой отец, пока ты его не лишился, — резко сказал лорд Этельберт. — Я уже не раз повторял тебе, что я пока еще не выжил из ума, чтобы обрекать моего наследника и продолжателя рода Селвинов на постриг.
— Так что за беда? — отозвался духовник, с опаской косясь на своего гневливого лорда. — Женись, мой лорд, — и твоя избранница подарит тебе других, более достойных сыновей, которые продолжат твой род.
Селвин метнул на духовника разъяренный взгляд — тот опустил голову и даже съежился, будто бы хотел и вовсе исчезнуть.
— Не донимай меня своими негодными советами, святой отец! Ты прекрасно знаешь, что мой брак с первой женой был бесплодным, и ни одна женщина из тех, что я познал во множестве, не зачала от меня. Я отправился в паломничество в Святую землю, надеясь, что Господь смилуется надо мной и дарует мне наследника моих земель и имени. И Господь ответил на мои молитвы. Я привез с собой мою волшебницу, и она подарила мне дитя; и раз она умерла, дав жизнь Этельстану, то, верно, больше не будет у меня ни сыновей, ни дочерей — так судил Всевышний.
Элазар забеспокоился, что из-за спора у Селвина испортится настроение и ему, Элазару, не удастся выторговать себе ни денег, ни даже ночлега и пропитания. Поэтому Элазар поспешил учтиво напомнить лорду о себе: