Основная миссия

Вспомнив душераздирающие формы главного секс-символа Голливуда, я в расстройстве шмыгнул носом и замолк.

Станислав, недоуменно покосившись на меня, спокойно ответил:

— Нет, про Монро не слышал. А вот на примете держу Кэтрин Хэпберн, Энн Севедж и Вивьен Ли. Предпочтительнее всего конечно же Ли.

— Ха, губа не дура! А она согласится?

Тверитин плотоядно оскалился:

— Куда она денется, если в этом будут заинтересованы ее работодатели?

— Ну тады — ой!

В общем со Стасом мы просидели почти до утра. Разговор шел то о задуманном фильме, то о подковерной возне как в правительстве, так и на местах, где было много недовольных новой линией Сталина, то о политике. Кстати, новый знакомый меня сильно удивил, сказав, что американцы, даже в случае железных доказательств участия англичан в попытке покушения, никаких особых действий предпринимать не станут. Да и мы слишком сильно давить не будем. Это, мол, просто нецелесообразно. Но зато те же америкосы могут здорово одернуть своих людей из демократической партии, которые всячески ратуют за Польшу. На поляков нам в данном случае плевать, главное, что будут опарафинены те, кто пропихивал Трумэна на пост вице-президента. Этот сенатор (не без нашей помощи) находится под следствием, но костяк его команды выбрал нового кандидата и сильно давит на Рузвельта. А тут вдруг такой козырь в руки старине Франклину. И, судя по всему, Рузвельт этот козырь использует на все сто.

Слушая Тверитина, я уже было хотел возмутиться насчет «нецелесообразности», но последние его слова заставили меня всерьез задуматься. Блин! А ведь действительно — мало ли наше правительство выражало недовольство действиями поляков? Но что пшеки, что их английские друзья, на советское бурчание плевать хотели. И зная это, я периодически задумывался над конечными результатами всей проводимой операции. Нет, вычисление «крота» в верхних эшелонах власти — это, само собой, дело хорошее. Но вот дальше — зачем вся эта бодяга, да еще и проведенная с таким огромным размахом? Пусть даже все складывалось бы по первоначальному плану — то есть была бы предпринята массированная атака на аэродром крупными силами Армии Крайовой. Ну накрошили бы великополяков, взяли «языков», и что? Очередная нота? Может, пожестче, но по сути все останется, как и было. Нам сейчас, действительно, сильно ссориться с Англией смысла нет. А вот если принять во внимание слова Стаса насчет демократической партии… Может, в этом вся соль? Не допустить во власть тех, кто впоследствии развяжет «холодную войну». Епрст! Как интересно получается…

М-да, надо будет у Колычева поинтересоваться, прав я в своих рассуждениях или нет. Хотя, если он мне ничего раньше не говорил, то и сейчас вряд ли что скажет. Нарвусь только на очередное напоминание относительно секретности, и этим все дело закончится.

Пока я размышлял, Стас, широко зевнув, предложил:

— Ну что, может, закончим на сегодня? Как-никак, уже через четыре часа вылет.

— Согласен.

Поднявшись, я пожал руку Тверитину и, уже подходя к двери, полюбопытствовал:

— Слушай, раньше неудобно было, а сейчас вроде можно спросить — тебе где так фейс покоцало? На фронте, миной?

— В шахте.

От такого неожиданного ответа я только крякнул и удивленно уточнил:

— Так ты не только на журналиста отучился, а еще успел и шахтером поработать? Вот ведь никогда бы не подумал.

Стас криво ухмыльнулся:

— И я не думал, только пришлось-таки три года «давать стране угля» в шестом Особлаге. Самое смешное, что попал я туда за то, за что сейчас мне деньги платят да еще и нахваливают. А вышел в начале сорок второго по амнистии. Тогда очень многих повыпускали. И так как поражение в правах практически со всех амнистированных было снято, то вернулся домой, в Москву. А дальше — фронт и работа корреспондентом «Известий». Потом — командировка к белорусским партизанам, где познакомился с Петром Мироновичем Машеровым. Познакомился и подружился. А еще через четыре месяца был отозван в столицу и вызван на Лубянку. Сначала перетрусил, но Петро объяснил, что наркому НКВД для какого-то важного дела нужны нестандартно мыслящие личности. И что, когда Машеров в разговоре с Лаврентием Павловичем озвучил несколько моих идей, то Берия очень сильно ими заинтересовался. У него ведь особый талант — находить нужных людей…

— Ого! Воистину судьба играет человеком — вчера зэк, а сегодня кремлевский житель. И главное, через кого?!

— Да, именно через Берию. Я же говорю — у него талант… И еще, если уж так разговор повернулся… — Стас как-то смущенно замолчал, а потом продолжил: — Когда товарищ Сталин мне про тебя рассказывал, то упомянул и о том, что ты по поводу арестованных говорил. Поэтому — спасибо тебе! Если бы не ты, я бы до сих пор на нарах парился. И тысячи остальных тоже…

Я в смущении чуть не шаркнул ножкой.

— Чего уж там. Если что — обращайтесь еще!

Тверитин рассмеялся.

— Ну уж нет! Теперь «если что» не будет! Я это точно знаю! Все ведь меняется, неужели ты не чувствуешь?

Демонстративно понюхав воздух, я ответил:

— Вроде ничем не пахнет…