Основные положения теософии

Какой удивительный опыт получил бы человек, будучи примитивным гигантом, рожденным в первой подрасе атлантов, а потом насколько отличался бы его опыт как жителя гор, молчаливого и выносливого, чувствительного к движению солнца и облаков. Если бы он родился тольтеком в Атлантиде или Перу, его жизнь могла бы быть жизнью чиновника некой патриархальной системы управления, которая составила славу тольтекам; он взвалил бы на свои плечи заботу о благополучии жителей деревни или провинции, так как его научили подчинять личное нуждам тех, кто его окружает. Как туранский переселенец он познал бы странствия в поисках новых земель, борьбу за покорение природы в новых условиях. Как исконный семит он был бы прежде всего воином, развивающим быстроту реакции, и ему внушали бы, что его жизнь принадлежит не ему, а племени. Родившись аккадцем, он познал бы магию моря, необходимость учитывать психологический момент, продавая свои товары, и в конкурентной борьбе развивал бы силу своего ума. А затем, будучи китайским крестьянином, который едва ли захочет покинуть землю своих предков даже на один день, он знал бы каждого из своей деревни, разделял бы его горести и печали и обрел бы смысл жизни вдали от потрясений войны и суеты торговли.

Представьте себе, как отличался бы опыт души в тех же самых подрасах, если бы она воплотилась в женщину, со своими женскими обязанностями. У нее появились бы иные взгляды и особая чувствительность, без которых душа, несомненно, осталась бы обедненной.

Следуя за путешествиями души от перерождения к перерождению, давайте остановимся на ее появлении в арийцах. Жизнь в Индии несомненно оставила бы в душе неизгладимый след, одарив ее беспристрастным взглядом на жизнь индусского философа. Позднее, в древнем Египте, среди практичных и счастливых людей, не привыкших предаваться мечтам, она развила бы еще одну сторону своей природы. Разве не оставила бы пустыня след в душе араба, рожденного в ее недрах, в виде тонкой чувствительности и ощущения одиночества человека и необъятности природы? Став иранцем, родившимся в цивилизации, которая нацеливает его на успехи в коммерции, она узнала бы много об изобретательности и инициативе, трудолюбии и честности. Свои мысли он облекал бы в поэтическую форму, даже если бы не мог их выразить (он не мог бы говорить иначе, чем выражая мысли поэтическим языком), и пусть в нем не было бы ничего поэтического, все равно его жизнь как иранца заставила бы его прикоснуться к еще одной стороне жизни. Затем у него как у кельта – возможно, грека из Афин – появилось бы новое представление о жизни, основанное на вере в то, что боги повсюду – и на море, и на суше, и что он рожден от богов, чтобы сделать жизнь искусством, познать в идеале нечто важное обо всем и таким образом развить целостный характер и здоровое сердце. Или будучи римлянином, твердым в убеждении, что религия, семья и государство – едины, с глубоким пониманием закона и преклонением перед ним, с готовностью подчиняться, осознавал бы, что его задача – научиться править. Или как француз и итальянец, чувствительный и быстрый на ответные эмоции, он был бы заворожен идеями, потому что идеи не зависят от материальных соображений. Или родился бы ирландцем, возможно, потомком народа богини Дану[21], с его мечтами и интуицией, с экзальтациями и депрессиями.

А потом, при рождении тевтонцем в Скандинавии, Англии или Америке, – какие новые качества душа добавила бы к уже приобретенным? Она получила бы практичный взгляд на мир, беспристрастность в научных исследованиях, добросовестность в делах и индивидуализм. А Бетховен, и Вагнер, и Шекспир придали бы новый смысл ее жизни.

Уже сейчас мы можем предсказать некоторые качества будущей подрасы – шестой, австралоамериканской, возникающей сейчас в Америке, Австралии и Новой Зеландии. Это чувство братства, проявляющееся в новых взаимоотношениях между родителями и детьми; сотрудничество при объединении и «слиянии» в бизнесе и в работе по укреплению материального благосостояния; интуиция и умение по-новому подойти к решению мировых проблем, будучи не скованным традициями старого мира; радость от наслаждения солнцем, свежим воздухом и всем тем, что объединяет людей в сообщества.

Что же можно сказать о седьмой подрасе? Хотя она все еще находится в начале пути, слабые ростки ее жизни можно заметить сегодня в тяге Латинской Америки к архитектуре, поэзии и музыке, в подсознательном обращении к «славе Греции и величию Рима». В том далеком будущем жизнь людей будет более наполненной, чем даже та, о которой мечтала Греция. Из сокровищницы Красоты, которую человек отыщет в своем сердце и уме, придет осознание того, что он божественен, и тогда он реализует свою божественность в творчестве.