Основные течения в еврейской мистике

В этом пункте сливаются мистический и мессианский элементы учения Лурии. Тиккун, путь, ведущий к концу всех вещей, вместе с тем есть путь, ведущий к их началу. Теософская космология, учение о возникновении всех вещей из Бога, превращается в свою противоположность, в учение о Спасении души как возвращении всех вещей к их первоначальному единению с Богом. Всякое человеческое деяние сказывается где-нибудь и как-нибудь на сложном процессе тикуна. Каждое явление и каждая сфера бытия одновременно обращены вовнутрь и вовне. Поэтому Лурия утверждает, что все внешние формы миров определяются религиозным действием, исполнением заповедей и совершением благих дел. Но всё внутреннее в этих мирах зависит в его глазах от духовных деяний, существеннейшим из которых является молитва [DLXXIII]. Поэтому в некотором смысле мы не только хозяева своей собственной судьбы и, в сущности, сами ответственны за продолжение галута, но и выполняем миссию, выходящую далеко за пределы этого.

В предыдущей главе затрагивался вопрос о магии внутренней жизни, связанной с некоторыми каббалистическими доктринами. В лурианской мысли эти элементы под названием кавана, или мистический умысел, занимают весьма важное место. Задача человека усматривается в том, чтобы устремить все свои помыслы на восстановление изначальной гармонии, нарушенной первоизъяном – разбиением сосудов – и силами зла и порока, возникшими на этой стадии. Сделать Имя Бога единым, как видно из самого выражения, означает не только совершение акта исповедания и признания Царства Божьего. Это больше того. Это действование, а не действие. Тикун восстанавливает единство Божественного Имени, нарушенное первичным изъяном – Лурия говорит, что слог «Иуд-Гей» был оторван от слога «Baв-Гей» в четырёхбуквенном имени Бога, – и каждый истинный религиозный акт направлен к той же самой цели восстановлению.

В эпоху, когда историческое изгнание народа было страшной и фундаментальной реальностью жизни, старая идея изгнания Шхины обрела гораздо большее значение, чем когда-либо прежде. Вопреки всем настоятельным утверждениям каббалистов, что изгнание Шхины – это лишь метафора, из их писаний следует, что в душе они видели в нём нечто другое. Изгнание Шхины – не метафора, а истинный символ расстроенного положения вещей в сфере Божественных потенций. Шхина пала как последняя сфира, когда сосуды разбились. С началом тикун и преобразованием последней сфиры в «Рахель», – Небесную Невесту, Шхина исполнилась новой силы и достигла было почти полного соединения с Зеир анпин, но затем в результате акта, известного под названием «убывание месяца», она вторично лишилась части своей субстанции [DLXXIV].

После сотворения земного Адама тикун вновь в основном завершился, миры почти достигли состояния, к которому они предназначались, и если бы на шестой день Адам не впал в грех, в субботу осуществилось бы конечное Избавление посредством его молитв и духовных свершений [DLXXV]. Наступила бы вечная суббота и «всё вернулось бы к своему начальному корню» [DLXXVI]. Однако падение Адама вновь нарушило гармонию, низвергло все миры с их подножий [DLXXVII] и вторично удалило Шхину в изгнание. Вернуть Шхину её Повелителю, воссоединить её с Ним – таково в той или иной форме назначение Торы. Эта мистическая функция человеческого действования придаёт Торе особое достоинство. Исполнение всякого предписания должно было сопровождаться формулой, провозглашающей, что это делается «во имя воссоединения Святого, да будет Он благословен, и Его Шхины, из страха и любви» [288].