Основы Этики (ЛП)

Подобные соображения важны в опровержении культа самозаботливости. Но, как и во всяком априорном убеждении, можно долго спорить, что первичнее — желание либо предвкушение наслаждения. Мы в это ввязываться не станем, а рассмотрим, истинно ли поступки понятны только в свете побуждений эгоистичных. Против этого выставляют образцы самопожертвования ради отчизны либо своих детей. Но тут эгоисты возражают, якобы не пожертвуй подвижники собой — станут несчастливы, не получат дифирамбов, реализоваться не смогут и т. д. Рассмотрим. Якобы подвижники несчастливы без испытаний — чаще всего ложь, однако предположим. Несчастливы почему? Потому что без этого среда будет относиться хуже либо потому что совесть, либо желаемого хочется настолько сильно, что жизни не жалко. В последнем случае желание не са­мо­цен­три­ро­ва­но. Влияние желаемого на счастье невозможно без желания, поэтому выводить желание с преследования счастья нельзя. Стремления, даже направленные за пределы эгоизма, тоже побуждают. Вполне возможно преследовать мотивы, в смысле §32а нехорошие: стремиться нежелаемого. Но тогда получается, что подвижники стремятся хорошего в смысле §32б внутреннего — внешнее же последствие самопожертвования не желаемо! Как бросающийся на амбразуру победы не желает — абсурд и несоответствие фактам. Это ещё не всё. Подвижничество можно чернить не желанием внешнего последствия, но страхом осуждения другими. Будь так, и подвиги прекратятся, поскольку никто про бездействие не прознает. Кто бы спасал утопающего, когда достаточно просто кинуться в воду напоказ? Опыт учит, всё по-другому. Можно возразить, якобы стимулирование (не)одобрением отбрасывать нельзя: всегда можно добиться признания хитроумным бахвальством. Однако знамы примеры, когда шли на унижение, проповедовали непопулярное, жертвовали собой анонимно. Поэтому самопожертвование можно списать разве что на самоосуждение. Но не настолько же подвижник глуп! Угрызения совести для большинства людей легкопереносимы, привычкой грешить устранимы. Восхищаться собой можно считанные минуты, но жертвовать ради этого приходится загубленной судьбой. Заключаю, что сведéние всей жизнедеятельности к эгоизму — попытка спасти расшатанную теорию, противную фактам.

Когда рассуждению не предшествовала готовая теория, человеческие поступки видятся несубъективными, прямо на себя не сориентированными. Если хорошо для меня только психическое состояние — моё либо моих оценщиков, — этого не могу хотеть. Хотимое существует независимо от моего психического состояния. Поэтому нельзя считать, якобы все поступки направляются хотением или в хотимом-достигаемом что-то от деятеля.

§34

Эгоистична также теория, что больше всего пользы — с лич­но­за­ин­те­ре­со­ван­но­го. Идея притягательная в индустиральной цивилизации: зарабатывай-питайся сам — о ближнем позаботится невидимая рука рынка. Сказать нужно сразу: такой идеал осуществляется только в общественном строе небардачном и, как следствие, более справедливом, блага распределяющем по заслугам. Но поскльку собственное благо контролировать легче чужого, природно в первую очередь позаботиться о себе. Также предпочесть интересы родных интересам ближнего, интересы родины интересам человечества. Подобная точка зрения слаба, ведь известны каждому примеры, когда всеобщее благополучие куплено ценой чьего-то самопожертвования. Но можно возразить, что превыше всех благ добродетель. Лишь эгоистично стремясь которой можно стать лушчим. Когда теория подразумевает устремления самоцентрированные, чётко-благоразумно сформулированные, то содействие поведению полезнейшему. Оспаривателю придётся прибегать к опыту великих. Почти всегда реформаторов объект устремления с ним не связан. Узость устремлений бесплодна. Чтобы стать удовлетворительной, теории нехватает отождествления хорошего как желаемого с хорошим как моим.

§35

Проповедь заботиться лишь о себе меня выставляет неправым. Если хорошее тождественно хорошему для меня, то прочие люди, делающие хорошо не мне, поступают неправильно. С этим уже не согласится никто.

Подлинное назначение рекомендации — разуверить в абсолютности хорошества. Такое логически не опровергнуть, а разве что в идеологе эгоизма выявить убеждение противоположное. Утверждающего с предусмотрением логических следствий, будто цвета как такового не существует, опровергнуть нельзя. Хотя верой в абсолютность цвета либо хорошества руководствуется каждый. Всякому кажется, хорош один общественный строй, порочен — иной. Называя вещь хорошей, все подразумевают отнюдь не просто желательность. Что желаемое двумя лучше дать двум, а не одному, верится тоже каждому. Получается, релятивизма хорошества нет. Кому бы ни было хорошо, хорошество независимо, обезличено. Попытка заменить хорошее в себе хорошим для нас — это попытка не иметь этики вообще.

§36