Основы языческого миропонимания

Сразу же замечу, что в почитании сибирскими аборигенами волка трудно усмотреть признаки тотемизма; скорее, к волку относятся как к недоброму существу иной «пространственной» ориентации. Чукчам, например, волк внушает особый суеверный страх; во многих отношениях он приравнивается к злому духу (Богораз В. Г., 1901. С. 44).

Энцы использовали волчью лапу в магических целях — в частности, в действиях, направленных на отыскание и жестокое наказание похитителя оленей. Присутствие в чуме даже частицы волка (лапы, шкуры, клыка) отпугивало злых духов, ибо сила волка, как и медведя, была способна одолеть любую другую нечистую силу. Поэтому волчьи шкуры у энцев считались показателями богатства и силы и обязательно включались в выкуп за невесту.

Остяки «медведей и волков почитают своими божествами». Самая нерушимая клятва у них — присяга на медвежьей голове, а за неимением таковой — на медвежьей или волчьей шкуре (Шавров В. Н., 1971. С. 9). Считалось, что волк, как и медведь, был некогда человеком, которого боги превратили в зверя за нарушение заветов предков или иные грехи. По другой мифологической версии, волк — бывший небожитель, сосланный на землю за святотатство и непослушание. Это весьма напоминает известный в сибирской мифологии акт ссылки «вниз» одного из божественных братьев-сотворцов, а именно создателя негативных категорий Мироздания, ставшего затем в соответствии со своими «низменными» наклонностями хозяином Нижнего мира.

Таким образом, почитание волка в сибирском язычестве во многих отношениях сродни почитанию медведя, но в целом волк — более злобное существо, что достаточно наглядно выражено в его изображениях. Поза волка, как правило, агрессивна, демонстрирует стремление догнать, напасть, уничтожить. Интересно, что в наскальном искусстве Алтае-Саян и Восточной Сибири фантастический зверь, пожирающий Солнце, иногда напоминает по облику волка (Окладников А. П., Мазин А. И., 1976. Рис. 59: 1). В этой связи приходит на ум образ мифического волка по имени Сколль из древнескандинавской «Эдды», мчащегося по небу за солнечной колесницей, которую ему при окончании Мира предназначено догнать и пожрать (тогда как его брат Гати проглотит Луну):

Станет питаться он мясом умерших,
Кровью обрызжет престолы богов.
Померкнет свет Солнца, и годы последуют
Злые для Мира…

(Эдда, 1917. С. 104)

Из вышеизложенного видно, что волк в сибирском язычестве скорее выглядит как карающий меч богов, олицетворение былых и предстоящих апокалипсисов.

В то же время на юге Сибири, в пределах тюркского ареала, тотемная роль волка выглядит более явственной. В китайской династической хронике Чжоу-шу при описании событий 556–581 гг. излагается тюркская легенда, согласно которой предки тюрок были некогда истреблены соседями (далее цитирую эту легенду в изложении и трактовке В. А. Кореняко): «В живых остался лишь изуродованный врагами десятилетний мальчик, которого выкормила волчица, ставшая впоследствии его женой. Скрываясь от врагов, волчица бежит в горы к северу от Гаочана (Турфанский оазис). Там в пещере она рожает десять сыновей, отцом которых был спасенный ею мальчик. Сыновья волчицы женятся на женщинах из Гаочана. Один из них, по имени Ашина, стал вождем нового рода и дал ему свое имя. Впоследствии вожди ашина выводят своих родичей на Алтай, где они и принимают имя тюрок. Эта легенда, тотемистический характер которой очевиден, нашла воплощение в символике царских атрибутов тюркских каганов — их знамена были увенчаны золотой волчьей головой, а телохранители назывались "волками"» (Кореняко В. А., 2001. С. 356).

Весьма уважительно, хотя в несколько ином роде, сибирские аборигены относились к самому древнему домашнему животному — собаке. О скульптурном и графическом воплощении собаки в древности ныне не всегда легко судить, поскольку морфологические признаки, которые позволили бы наверняка отличить ее от волка, древними художниками и скульпторами обычно не выделялись — во всяком случае, с достаточной четкостью. В наскальной живописи изображения собак наиболее достоверны на пегтымельских петроглифах Чукотки, где собаки вместе с людьми участвуют в поколке оленей на переправе через реку (Диков Н. Н., 1971).

Бронзовая фигурка собаки с головой, повернутой в фас (как у знаменитой Капитолийской волчицы), найдена на жертвенном месте Петродром в Свердловской области. Бронзовые изображения собаки известны также в саргатской и гороховской культурах лесостепного Притоболья (Инбереньское городище, Шмаковский курган), где они датируются второй половиной I тысячелетия до н. э.