Основы искусства святости, том 1

Подробности о происхождении и качестве каждой страсти в отдельности будут указаны при изложении самих страстей. Во всяком случае, вышеуказанные главные страсти, от которых происходит и все бесчисленное множество прочих, несмотря на некоторую свою беспорядочность в сочетании, определенно представляют известную систему сопротивных действий, как и противоположные им добродетели. Это очень облегчает человеку борьбу с демонами, ибо, изучая их приемы, он некоторым образом может предвидеть их нападения. Ведь если бесы и разнообразят борьбу, придумывая новые хитрости, то все же на основе известных принципов, да и то делают это в отношении уже опытных подвижников. А к нам, грешным, они применяют старые и избитые приемы соблазна. Иногда просто диву даешься той великой наглости бесов, с какою они предлагают человеку приманку, почти даже не скрывая от него, в какую бездну она его заведет. Все равно как глупому голавлю рыбак подсовывает под нос вместо живой мухи пустой крючок с пушинкой. И клюет...

-314-

Залоги (причины) страстей. «Подлинно упорен, труден и неудобен подвиг,

48

совершаемый нами среди дел житейских, — свидетельствует преп. Исаак Сирин . — Сколько бы человек ни мог соделаться непобедимым и крепким, однако, как скоро приближается к нему то, что служит причиною приражения браней и подвигов, — не оставляет его страх и угрожает ему скорым падением, даже более, нежели при явной брани с диавол ом. Поэтому, пока человек не удаляется от того, от чего сердце его приходит в смятение, 1 врагу всегда есть удобство напасть на

него. И если немного (задремлет он, враг легко погубит его. Ибо, когда душа охвачена вредными встречами с миром, самые встречи эти L делаются для нее острыми рожнами; и она как бы естест- * венно побеждается, когда встретит их. И потому древние отцы наши, проходившие сими стезями, зная, что ум наш не во всякое время возможет и в состоянии будет неуклонно стоять на одном месте и блюсти стражбу свою, в иное же время не может и усмотреть того, что вредит ему, премудро рассуждали и, как в оружие, облеклись в нестяжатель-ность, которая, как написано, свободна от всяких борений (чтобы таким образом своею скудостью человек мог избавиться от многих грехопадений), и ушли в пустыню, где нет житейских занятий, служащих причиною страстей, чтобы, когда случится им (отцам) изнемочь, не встречалось причин к падениям, разумею же раздражение, пожелание, злопамятность, славу, но чтобы все это и прочее соделала легким пустыня. Ибо ею укрепляли и ограждали они себя, как непреоборимым столпом. И тогда каждый из них мог совершать подвиг свой в безмолвии, где чувства во встрече с чем-либо вредным не находили себе помощи для содействия нашему противоборнику. Лучше нам умереть в подвиге, нежели жить в падении»*. (* Вот почему на монаха сильнее нападают блудные помыслы, как будто у него их больше. А на самом деле, их меньше числом, но они сильнее по качеству. А те, мирские, даже и не замечают и не хотят замечать греха, так как у них в голове калейдоскоп и кавардак. Каждый мирянин, если уединяется, испытывает то же. И вовсе не природа, как говорят врачи, требует, а страсть, чуждая природе. Какая природа, раз страсть нас мучает? А раз мучает, это неестественно; добродетель и алкание добра (Мф. 5, 6) не замучивают человека. А что «мучает» — это выражение сам мир употребляет.)

-315-

Еще сказал:

«Нужно, чтобы монашеская келья была в скудном и недостаточном состоянии, чтобы келья у монаха была пуста и не содержала в себе ничего, возбуждающего в нем вожделение покоя. Ибо, когда удалены от человека причины расслабляющие, нет ему опасности в двоякой брани — внутренней и внешней. И таким образом человек, который вдали от себя имеет служащее к удовольствию, без труда одерживает победу, в сравнении с тем, у которого вблизи возбуждающее его к вожделению. Ибо здесь сугубый подвиг»⁴⁹.

То же самое пространно излагает блаженный Нил, отшельник Синайский, в своем поучении «О том, что пребывающие на безмолвии в пустынях преимуществуют

50

пред живущими в городах, хотя многие из неопытных противного сему мнения» . «Что не впечатлелось посредством зрения, то, может быть, не дает занятия мысли и не приведет к худому о сем размышлению, — говорит он здесь, — а над чем не остановилась мысль, то не переходит и в дело и не имеет возможности обнаружиться каким-либо признаком»⁵¹.

Еще сказал: