Основы искусства святости, том 2

— читаем у них . Чего только не делали из-за нее эти «бесстыжие», как называет св. Иоанн Златоуст светских философов. Ходили в вычурной одежде, уничтожали собственными руками свое добро, подвергались побоям и даже шли на смерть³⁰. Да и не «мудрецы» так же поступали. Подобные вещи настолько характерны и в то же время не чужды и нашему времени (не дорожащему жизнью и шутящему с нею, как с игрушкой), что их стоит привести.

Вот Агриппина, мать императора Нерона. Как известно, она скончалась от убийц, подосланных собственным ее сыном. Говорят, — передает Тацит³¹, — что «этот свой конец Агриппина знала за много лет вперед, но презирала его. Ибо когда вопрошала халдейских волхвов о Нероне, то они ей ответили, что он будет императором и убьет свою мать. "Ну что ж, — сказала она, — и пусть убьет, лишь бы только был императором (occidat, dum imperet)"».

32

Второй пример возьму у Сенеки . «Юлий Кан (Julius Canus) играл в шахматы, когда вошедший (чтобы повести его на казнь) офицер в сопровождении конвоя стал его торопить. По зову офицера, он пересчитал фигуры и сказал своему партнеру: "Смотри, не вздумай хвастаться после моей смерти, что обыграл меня", — и затем, кивнув головой офицеру, добавил: "Будешь свидетелем, что вся игра была на моей стороне (uno me antecedere)"».

Ради тщеславия глупо бравировали в последние минуты своей жизни философ Сократ; известный циник и непревзойденный никем в мире сквернослов, блестящий римский писатель Петроний; не менее известный богохульник поэт

33

Гейне и другие. Из их биографий видно, что такие состояния возможны только тогда, когда люди не верят не только в адские вечные муки, но и вообще в Разумное Божество, способное требовать от человека, да еще известного писателя и философа, более умного и серьезного к себе отношения, чем балагурство паяца. Итак, не тому мы должны удивляться, что в миру люди «подвиги» совершают — как им не совершать, когда диавол вместо того, чтобы противодействовать, помогает им! — а тому, что в христианстве -263-

подвижники их совершают в больших размерах и в то же время как должно, несмотря на величайшие и выше человеческой меры гонения со стороны диавола и его слуг... А быть православным и совершать заповеди по Евангелию (как его понимает Церковь) — это великое дело, и в нем-то заключается существо всего спасения. Ибо если бы из тех прославленных людей, умирающих так бутафорски и нечистоплотно и за это прославляемых целым миром, попытался кто-либо потерпеть мужественно боль ради Христа и, следовательно, в молчании (Мф. 6, 1 след.), и постарался бы так творить подвиги, как их творили святые отцы, то вскоре увидел бы, как говорит св. пророк Давид, что сие труд есть... дондеже вниду во святило Божие (то есть до самого того времени, когда достигну святости и блаженного бесстрастия и когда добродетели обратятся уже в такой же навык, какой человек имел раньше к страстям, Пс. 72, 16-17). Впрочем, оговариваюсь, некоторые из «великих» сознавались, что, действительно, камнем преткновения Церковь и Христос для них являются. Дочь Л. Толстого передает слова своего отца перед уходом его из дому³⁴: «Как жалко, что я не могу поселиться и жить в монастыре, исполняя послушание и всякие монастырские работы, но только не посещая церкви и не исполняя обрядов». В аскети-ке это состояние называется — бесоодержимостъю. В жизни его можно наблюдать у кликуш: человек как человек, а к иконе, Евангелию, под благословение подвести нельзя — завопит и оземь...

Что же человеку нужно делать, чтобы избежать этих тонких, но очень крепких демонских сетей?

Прежде всего, нужно здесь заметить, что в брани против бесов тщеславия имеет большое значение общий склад характера человека. Лукавые, суемудрые, многознайки более беспомощны против них, чем люди с простым сердцем и душою³⁵. Вместо святоотеческих цитат приведу один случай из жизни римского императора Гая Калигулы. Историк Дион (Cassius Dio) передает, что тот дошел до такого безумия, что из тщеславия становился на возвышенный пьедестал в капище Юпитера и требовал себе поклонения как божеству. Позу при этом он делал ломаную, жеманную, манерную, силясь показаться как можно величественнее и импозантнее. И вот, рассказывает дальше историк, однажды какой-то житель Галатии, увидя его таким образом на -264-

пьедестале, принимающим поклонение от народа, расхохотался. Император подозвал его и с неподражаемой важностью спросил:

— Ну что, какое я на тебя произвожу впечатление (ti oou 5окю eivai)?

— Скажу прямо, — отвечал тот, — великой дубины³⁶ [большого дурачества] и, конечно, ничего умопомрачительного я не испытал.

37

«А он был сапожник», —добавляет Дион Кассий, заканчивая свой рассказ .