Основы истинной науки - Книга 1-я БОГЪ не опровержимъ наукой. И. А. Карышев

Но не только закон природы, всё равно частный или общий, ничего не разъясняет, - он и есть именно то, что преимущественно, даже почти исключительно требует объяснения. Объяснение частного, отдельного факта с одной стороны малоинтересно, а с другой - по большей части невозможно, потому что он зависит от перекрещивания множества неуловимых причин и обстоятельств. Так, в вышеприведённом астрономическом примере, кто может сказать, почему такая-то планета имеет именно такое, а не другое наклонение её орбиты к плоскости? Но эллиптичность всех этих орбит, будучи законом, т.е. общим фактом, с одной стороны и вызывает объяснение, требует его, а с другой объяснение это становится возможным, и Ньютоном дано. Это объяснение также называют законом, но совершенно неправильно. Это объяснение заключается в гипотезе существования притягательной силы, свойственной всякой доле материи и распространяющейся равномерно во все стороны; и объяснение это, заметим, есть метафизическое предположение, как и всякое действительно объясняющее начало, а никак не закон природы. Так же точно: какой интерес и какая возможность объяснить тот единственный факт, что безводная сернистая кислота состоит из 32 частей серы и 32 кислорода, а безводная серная из 32 же серы, но 48 кислорода? Но если мы найдём, что вообще тела соединяются в немногих простых между собою отношениях и взаимно замещаются в таковых же, т.е. получим общий факт, так называемый закон, то явится интерес, и даже принудительный интерес, а вместе и возможность объяснения его, как это сделал Дальтон атомистическою гипотезою, т.е. предположением существования мельчайших, абсолютно неделимых частиц, составляющих материю или вещество. Этот предполагаемый атомистический состав материй никак не может быть назван законом природы (предполагая даже полную достоверность гипотезы), а так же точно, как и сила притяжения, есть объяснительное начало, и опять-таки метафизическое.

Итак, законы природы суть не что иное, как факты или явления различной степени общности; но именно это-то общее в них и требует объяснения, и, конечно, само себя объяснить не может. То именно, что факты не остаются в своей единичности, а сводятся во всё более и более общие категории фактов и явлений, - это, и только это, собственно, и требует себе объяснения».

Одним словом, и в этом случае повторяется также ошибка материалистов, которая проходит через всё их учение. Они составили себе представление о всесильных законах природы, не проанализировав, какую действительно роль играют законы в природе и не позаботившись уже нисколько о каком бы то ни было, хоть малейшем, доказательстве своего постоянно применяемого представления.

В сущности же говоря, представление «закон природы» должно всецело быть причислено к простым грамматическим метафорам, через посредство которой замаскировано какое-то совершенно непонятное и не изученное наукой явление природы. Это явление, природы как раз требовало бы изучения и разъяснения, которого наука, не выходя из узких рам позитивизма, дать не может, а следовательно, оно до преобразования программы позитивизма останется вечно неизученным.

Однако Бюхнер и Молешотт настаивают на своём и восклицают: «Никому непонятно, - говорит Бюхнер в своём Stoff und Kraft, - как вечная, управляющая миром причина может согласоваться с неизменными законами. Или законы природы управляют, или вечный ум; вместе им существовать нельзя: между ними были бы постоянные столкновения. Если бы миром управляла вечная мудрость, законы природы были бы излишними; или же, напротив, неизменные законы природы управляют миром, они исключают всякое вмешательство Высшего Разума».

«Если какая-либо личность, с какой-нибудь целью, управляет материей, - говорит - Молешотт, - закон необходимости исчезает в природе. Каждое явление делается достоянием случайности и произвола».

На два эти положения ответить очень легко, тем более, что они сами по себе неверны. С одной стороны, материалисты не хотят допустить возможности, чтобы Предвечная Мудрость могла согласоваться с законами, а с другой стороны они вместе с деистами находят, что идея неизменности и постоянства в природе гораздо более согласуется с идеальным совершенством неведомого Существа, которого мы называем Богом, чем идея изменяемости и произвола.

Не странно ли утверждать, что постоянство, порядок и гармония, царствующие в природе, составляют признак отсутствия Высшего разума? Деисты понимают это в обратном смысле: постоянство и мудрость, которую мы видим в законах природы, доказывают мудрость в причинах возникновения этих законов; именно эти законы и показывают им Вечный Разум, правящий вселенной. Материалисты же хотят видеть беспорядок и произвол в природе, чтобы признать существование Бога.