Представьте, например, что кто-нибудь идёт по тротуару. Так или иначе, но только здесь совершается некоторое явление жизни. Положим, философ наблюдает это явление и старается понять. Что найдёт он? - Человек идёт. Идти, двигаться, это ведь значит чего-нибудь достигать, приближаться к какой-нибудь пели. Но философ очень бы ошибся, если бы стал задавать себе вопрос: куда и зачем идёт этот человек? Он никуда и ни за чем не идёт; он вовсе не хочет куда-нибудь прийти; он идёт просто для того, чтобы идти.
На человеке шляпа. Философ, пожалуй, подумает, что она надета с какою-нибудь целью и станет рассматривать её с этой точки зрения. По-видимому, даже нет сомнения, что она служит для защиты от холода, так что голова - цель, а шляпа - средство. Ничуть не бывало, во-первых, у этого человека прегустые волосы, так что для головы не нужна другая защита, а во-вторых совершенно наоборот - не шляпа служит для головы, а голова служит поддержкой шляпы. Шляпа куплена для того, чтобы её носить во время прогулок, и если этот человек несёт на своей голове шляпу, то именно для того, чтобы нести её.
Точно так же напрасно мы бы стали ломать себе голову, если бы вздумали объяснить себе форму этой шляпы. Форма её также не имеет никакого внутреннего значения. Шляпе дана такая форма ради самой этой формы».
Казалось бы, что, в настоящем пытливом веке точных наук, исследований и анализов всякого рода, это узкое и поверхностное миросозерцание должно было бы находить себе очень мало последователей, а на поверку выходит, что большинство образованных людей, придерживаясь материализма, совершенно для себя незаметно являются поборниками его. Гораздо труднее стараться философским путём проникнуть до познания сущности и природы явлений и фактов, чем остановиться на полдороге из-за каких-то принципов и вообразить себе, что дальше идти не следует. Неужели же в самом деле этот взгляд на вещи может быть признан философским взглядом; никакой мало-мальски философски сложенный ум не может допустить, что человек живёт только для того, чтобы жить, идти по улице только для того, чтобы идти, носить голову на плечах от того, что у него есть шапка? Это значило бы исключить всякое понятие о цели даже в желаниях и стремлениях самого человека, это должно быть признано несообразностью всяким, который только потрудился бы вникнуть в отношения свои к условиям жизни и к обстоятельствам, окружающим его.
А между прочим можно без всякой утрировки сказать, что все без исключения материалистические системы носят на себе этот отпечаток детской или примитивной науки и смешивают идею с формой, внешность с сущностью. Материалистам кажется, что они уже исчерпали вопрос тогда, когда они начали его, не имея достаточно оснований, и окончили, не разъяснив ровно ничего.
Эта общая черта справедливо заставила многих, более глубоких мыслителей, совершенно не признавать материалистические учения за философии, а, причисляя их к позитивизму, считать их за особый род научных обобщений, не выходящих из программы, которой придерживаются положительные науки.
Так говорят о материалистических философиях противники материализма; приверженцы же материализма говорят то же самое; они тоже исключают их из области философии и причисляют также к позитивизму, оставляя всецело за философией метафизическую и умозрительную части. Они говорят, что только в Англии злоупотребляют словом философия, называя даже протоколы парламентских заседаний «философскими», - так широко применяют они это слово.
Поборники материализма находят, что большинство материалистов никогда не уклонялось в своих произведениях от программы позитивизма; каким же образом можно причислить их произведения к рубрике философских, если в них нет и следа метафизики? Они восхваляют как своё мировоззрение, так и результаты, добытые через него; они говорят, что единственно через него они успели приобрести те неоценённые и бесспорные данные для своих познаний, которыми они владеют в настоящее время. Заканчивая свою историю философии, Дж.Г. Льюис (перев. с английского, 1885 г., стр. 367) говорит: «Достойно внимания - и это факт весьма знаменательный, - что в развитии умозрения наблюдается прогресс только в отношении тех вопросов, которые доступны позитивному исследованию. Если мы в настоящее время столь же далеки от решения какой-либо онтологической проблемы, как и во времена Прокла, то мы уже гораздо менее невежественны в отношении законов деятельности человека. Психология ещё не закончена, но она обладает уже многими несомненными истинами. Хотя многое ещё остаётся сделать, но многое уже сделано и, благодаря новому позитивному методу, мы обладаем отрадным сознанием того, что вышли, наконец, из заколдованного круга