Важная идея, также отраженная в авось, – это представление о непредсказуемости будущего: «всего все равно не предусмотришь, поэтому бесполезно пытаться застраховаться от возможных неприятностей». По-другому эта же идея непредсказуемости преломляется в другом русском выражении – а вдруг. И авось, и а вдруг исходят из непредсказуемости будущего, из невозможности все предусмотреть, однако выводы из этого делаются почти противоположные. Общая идея авось – 'может произойти все что угодно, поэтому предусмотреть все возможные неприятности и застраховаться от них все равно невозможно; надо просто надеяться на благоприятный исход'. Общая идея а вдруг… – 'может произойти все что угодно, поэтому надо пытаться предусмотреть все возможные неприятности и каким-то образом застраховаться от них'.
Русское на всякий случай выражает такое мироощущение: 'произойти может все что угодно; всего все равно не предусмотришь; могут пригодиться любые ресурсы, которыми человеку посчастливилось располагать'. При этом важно, что выражение на всякий случай предполагает контролируемую деятельность и, выражаясь языком традиционного синтаксиса, выполняет в предложении функции обстоятельства цели, т. е. отвечает на вопрос «зачем (предпринимается данное действие)?», – так что возможность сочетания с ним может служить тестом на контролируемость. В то же время «цель», на которую указывает выражение на всякий случай, не может считаться достаточно серьезным причинно-целевым основанием действия. В этом отношении оно сближается с такими выражениями, как просто так. Не случайно выражения просто так и на всякий случай часто используются вместе – говорится, что нечто делается (просто) так, на всякий случай. Но если просто так указывает лишь на то, что действие производится в отсутствие подлинной, заслуживающей упоминания цели, то на всякий случай содержит еще один компонент: субъект надеется, что результаты его действий могут оказаться полезными в случае возникновения неких непредвиденных обстоятельств.
Именно в возможности иррационализации кроется лингвоспецифичность русского на всякий случай, заметная при его сопоставлении с иноязычными аналогами, например с английским just in case. Итак, если западные аналоги русского на всякий случай в целом основаны на идее, что всего нельзя предвидеть, но можно предусмотреть основные (наиболее вероятные или особо значимые) возможные варианты развития событий, то русское выражение часто предполагает, что всего все равно не предусмотришь, и указывает на желание субъекта застраховаться от возможных непредвиденных событий, даже не имея возможности их предусмотреть [Зализняк, Левонтина, Шмелев 2005: 439–444].
Особенности поведенческой сферы языкового менталитета обнаруживают себя и в более крупных, чем одно слово или выражение, структурах семиотического поведения – в обрядах, ритуалах, текстах. Так, Б.А.Успенский говорит о разных формах выражения феномена русского культурного анти-поведения:
«Анти-поведение, т. е. обратное, перевернутое, опрокинутое поведение – иными словами, поведение наоборот, – исключительно характерно для культуры Древней Руси, как и вообще для архаической и средневековой культуры…
Насколько большое место занимало анти-поведение в русском культурном обиходе, видно из того, что оно было в известной мере регламентировано – при этом регламентированы были именно не конкретные формы, но самый принцип анти-поведения как такового. В определенных условиях – прежде всего в определенное время и в определенном месте – предполагался отказ от принятых норм и обращение к прямо противоположному типу поведения; это, например, происходило на святки, масленицу, в купальские дни. Некоторые периоды русской истории характеризуются экспансией анти-поведения, когда оно принимает, так сказать, государственные формы; так именно обстоит дело с опричниной при Иване Грозном» [Успенский 1996: 460–461].