ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ

Прежде всего при этом происходит разделение общей идеи иерархического протяжения на две основные группы его видов. К первой группе относятся качественные протяжения, т. е. такие, которые включают в себя или целиком иерархическую координату, или только отдельные ее отрезки. Благодаря этому всякое движение по такому протяжению сопряжено с качественным перерождением объекта; специфической категорией этой группы служит причинность. Ко второй группе относятся количественные протяжения, т. е. такие, которые распространяются только в дурную бесконечность и как бы перпендикулярны истинной качественной иерархической координате. Благодаря этому всякое движение по такому протяжению влечет лишь количественное увеличение размеров объекта, не затрагивая его качественного достоинства; специфической категорией этой группы служит пространственность. Понятия об этих двух группах лишь определяют конечные пределы возможных феноменальных протяжений вообще. В эмпирической действительности мы не встречаем этих пределов в их чистом виде, но в каждом отдельном случае может преобладать либо та, либо другая тенденция. Однако гносеологически мы вполне правомерно можем объективировать абстракции категории причинности и категории пространства как основные трансцендентальные формы конкретно-эмпирических процессов актуального сознания. Только, в противоположность Канту и его последователям, эзотеризм понимает идею пространства в более общем виде, вкладывая в нее несравненно более глубокое и сложное содержание. Ввиду важности этой проблемы как для собственного изложения пневматологической доктрины, так и для выяснения ее отличия от современных европейских учений, мы остановимся на ней несколько подробнее, хотя это и входит в иную дисциплину — эзотерическую гносеологию. Пространство, как это мы знаем со времен Канта, есть неотъемлемая трансцендентальная категория нашего сознания. Она всецело относится к его восприятиям извне и предопределяет предикат пространственное™, неизменно присущий в процессе нашего восприятия всем материальным объектам, т. е. необходимость наличия у них положения и формы в пространстве. Напротив, трансцендентальная категория времени всецело относится к внутренней деятельности сознания и предопределяет последовательность чередования восприятий и процессов сознания. «Вне себя мы не можем наглядно представить время, точно так же, как пространство нельзя представить находящимся внутри нас»20. При этом как пространство, так и время в своей трансцендентальной природе одинаково являются вполне определенными, простыми, неизменными, не допускающими никаких изменений и модификаций, т. е. природа части, какова бы она ни была, всегда остается качественно тождественной природе целого, и все различие частей состоит исключительно в различии их количественных размеров. «Можно представить себе только одно-единственное пространство, и если говорят о многих пространствах, то под ними разумеют лишь части одного и того же единого пространства». «Пространство существенно едино: многообразное в нем, а следовательно, также общее понятие о пространствах вообще, основывается исключительно на ограничениях»21. «Различные времена суть лишь части одного и того же времени»22. Отсюда вытекает, что трансцендентальные чистые умозрения пространства и времени находятся для нашего сознания в состоянии как бы полного параллелизма между собой. Каждое из них относится к особому миру, вернее, основополагает его; эти два мира хотя и объединяются в сложное целое в содержании и процессах сознания, но вместе с тем остаются каждый в себе вполне самостоятельным, только сопутствующим и параллельным другому, ни при каких условиях не прев-ратимым в него a priori.

Если трансцендентальность чистых умозрений пространства и времени есть аподиктическая достоверность и установление ее Кантом является великим достижением его гения, то другие постулаты его «трансцендентальной эстетики» представляют собой лишь так называемые «очевидные истины». — Нет в мире ничего более ложного и зловредного по своим влияниям и последствиям, чем эти «очевидные истины»! Достаточно указать хотя бы на такие всем и каждому «очевидные истины»: солнце вращается вокруг земли, невозможно ни при каких условиях определить химический состав небесных тел, голос человека не может быть слышен за сотни верст, а его глаз не может видеть сквозь светонепроницаемые предметы, — а между тем все эти очевидности ошибочны. Открытие Коперника, спектральный анализ, телефон и ультрафиолетовые лучи Рентгена дают такие достоверности, которые хотя и прямо противоположны перечисленным очевидностям, но в то же время вполне согласны с законамы природы. И здесь вполне уместно поставить вопрос: в чем именно заключается ошибочность этих злополучных «очевидных истин»?