Эротическое единение с царствами природы в категории мистики есть непосредственное внедрение в их естество, растворение личности и ее самосознания в их иррациональной стихии. Это не познание их быта, условий и законов, не изучение отличий и взаимоотношений между отдельными видами, не отношение к ним как зрителя к извне наблюдаемому объекту. Равным образом это не активное воздействие на их быт, не использование их естественных стремлений и не регулирование их качествований через создание соответствующих условий, как и не пассивное восприятие их активности и ей подчинение. Иначе говоря, здесь не имеют места самодовлеющие проявления разума и воли, а действует только чистая мистическая сила, и если ей сопутствуют элементы формы и энергии, то только как необходимые обертоны. Это есть непосредственное внедрение индивидуального естества человека в имманентную стихию, слияние со всеобщностью природы и эротический брак с ее подземными истоками. Это есть откровение через природу, даруемое душе, нашедшей в себе силы уподобиться державному покою вселенского потока жизни (fu/urjoig), а потому и удостаиваемой приятия в ее Лоно (###).
На границе трех штатов: Айдахо, Монтана и Вайоминг расположена заповедная область Йеллоустоуна (Yellowstone National Park). По постановлению конгресса территория около двух миллионов десятин объявлена неприкосновенной, — конгресс наложил на нее табу подобно вождям маори. Всепожирающей машинной цивилизации дан полный и резкий отпор: в этот заповедный край цивилизации вход воспрещается, даже в виде велосипеда. И девственная почва свято хранит все свои чары, не оскверненная хищничеством и насилием человека. Этот край чудес и роскоши природы есть последний островок первобытного приволья и гордой красоты.
В Йеллоустоунский Парк можно проникнуть только с двух сторон. Обычный путь пролегает через Солт-Лейк-сити; здесь путешественник покидает железнодорожную магистраль от Нью-Йорка и Чикаго до Сан-Франциско. Современные служители завета Морони, именующие себя «святыми последних дней», с не слишком мистической обстоятельностью дельца покрыли солончаковые холмы гигантскими промышленными предприятиями, а свою столицу, наравне с неизбежными небоскребами, украсили нелепой архитектурой храма и скинии, подобной чудовищной бесформенной черепахе. Всякого, думающего найти хоть какие-нибудь внешние признаки мистического порядка, казалось бы, неизбежные во всякой стране, созданной религиозным порывом, постигает самое жестокое разочарование. Но если таков общий вид города, то трудно представить себе что-нибудь более немистическое, чем облик современных мормонов. Только разве в Голландии можно встретить таких грубых и самодовольных людей, поражающих своими размерами, как по росту, так и по толщине. Нигде в мире безвкусие и хамство не достигает такой уродливости и бесформенности.
Покинув эту страну, одинаково бесплодную и тоскливую как по природе, так и по душам населяющих ее людей, скорый экспресс в одну ночь приводит к вратам заповедного края. Тотчас же по выходе из вагона человека поражает тонкий, ни с чем несравнимый аромат воздуха. Этот воздух так необыкновенен и своеобразен, что можно попытаться дать представление о нем только путем сравнений. В Сахаре воздух также изумительно чист, но он сух до резкости, он так же мертв, как и пески пустыни; он прозрачен, но его прозрачность какая-то стеклянная, бездушная. Он совершенно безвкусен и пресен. Воздух океанского простора также чист, но густ и плотен; он пропитан вкусом и запахом соленой воды с примесью еле заметных, но тяжелых ароматов; в нем чувствуется жизнь, но эта жизнь тяжела и примитивна. Воздух сибирской тайги, а в особенности Забайкалья, насыщен особым ароматом гниения, окрашивающим его вкус своеобразными оттенками осени. Совсем иной воздух цветущих тропических лесов. На Сандвичевых островах воздух переполнен сложнейшими и причудливейшими благоуханиями. В этом радостном царстве цветов воздух пьянит человека и порабощает его волю, он навевает на него сладкую дрему, негу и истому, вызывает мечтательное, эстетическое настроение. Воздух Йеллоустоуна поражает сочетаниями противоречивых качеств, является причудливым аккордом ароматов. Он изумительно чист и звонок, как воздух Сахары; он исполнен влажностью и включает в себя тяжелые ароматы океанских просторов, но в то же время эти ароматы служат лишь нижней нотой возрастающей гаммы. Здесь есть причудливая прелесть смертного дыхания осени, тайги и чарующая роскошь торжествующей весны Гавайских цветников. Эта необычайная сложность оттенков благоухания странным образом сливается в единый пышный аромат, наполняющий все существо почти нестерпимой силой жизни; он одновременно пьянит и зовет к бодрствованию, навевает грусть и дает почувствовать радость жизни, зовет к ее пиршеству и манит к сладостному покою небытия. С каждым дальнейшим шагом вглубь страны это действие все усиливается, и, даже делаясь привычным, оно все время поддерживает особое, своеобразное душевное состояние.